Он подошёл к Камню, повернулся лицом к собранию и сказал:
— Мудрые люди собрались здесь. Самые мудрые люди из Вэренда, Геинге и Финнведена собрались здесь по древнему обычаю своих отцов. Это хорошо. Я приветствую вас всех и призываю, чтобы наши решения принимались мирным путём. Чем мудрее вы будете судить, тем благоприятнее это будет для нас. Мы собрались здесь, дабы говорить о мире. Обычно одни люди думают одно, а другие другое. Я стар и опытен и знаю, что я думаю. Я думаю, что мир — это хорошо. Лучше, чем раздор, чем пожар и кровопролитие. Мир царил между нами целых три года, и никакого вреда от него не было. Никакого вреда и не будет, если мир будет продолжаться. Те, кому есть на что сетовать, будут услышаны, и их жалобы рассудят. Те, кто хотят убивать друг друга, могут делать это здесь, у Камня, ибо таков закон и древний обычай тинга. Но мир — лучше всего.
Когда он закончил свою речь, вэрендцы остались очень довольны своим вождём и гордились его мудростью. Затем поднялся вождь людей из Геинге. Его звали Сони Зоркий, и он был так стар, что двое человек поддерживали его под руки, когда он вставал, но он гневно оттолкнул их, проворно проковылял к Камню и занял своё место рядом с Угги. Он был высоким и сухопарым человеком, согбенным годами, с длинным носом и редкими клочками бороды. И, хотя был ясный день позднего лета и палило солнце, он был одет в кожаный плащ, доходящий ему до колен, и толстую шапку из лисьего меха. Он был очень мудр и, сколько все его помнили, пользовался большой славой. Его прозорливость была известна, он находил спрятанные клады, предвидел грядущее и мог предсказать неудачу. Вдобавок ко всему прочему, он был женат семь раз, у него было двадцать три сына и одиннадцать дочерей, и говорили, что он не успокоится, пока у него не будет двойной дюжины сыновей, за что им восхищались и очень почитали в Геинге.
Он тоже призвал собрание к миру и искусно говорил о миролюбивых намерениях геингцев, которые подтверждаются тем, сказал он, что за целых четыре года они не предприняли ни одной вылазки против людей из Вэренда или Финнведена! Глупым чужеземцам, продолжал он, может показаться, что среди них процветает слабость и праздность, но если кто-нибудь так думает, он не прав, ибо они не менее своих предков готовы копьём и мечом сражаться с теми, кто желает причинить им зло. Не правы и те, кто полагает, что они предлагают мир, так как год был благоприятный для них, они собрали богатый урожай, пастбища их пышны, и их скот миновали хвори. Ибо воины из Геинге одинаково отважны и горды нравом, когда они сыты и когда голод и нужда затягивают им пояса. Истинная причина, пояснил он, в том, что в Геинге преобладают люди мудрые и опытные, а все остальные прислушиваются к их советам.
— Пока будут находиться люди, чьи советы будут услышаны, — заключил он, — мы будем преуспевать. Но с годами уменьшается и число мудрых людей, и я думаю, что таких мужей, на чьё суждение можно положиться, осталось в живых всего двое — Угги и я. Поэтому необходимо, чтобы вы, молодые люди, которых избрали представителями, тщательно прислушивались к тому, что мы говорим, и набирались мудрости, которой вам пока не хватает. Ибо молодому человеку полезно слушать старика и понимать, что он мало чего понимает.
У Камня к ним присоединился третий. Он был вождём из Финнведена, и звали его Олаф Летняя Пташка. Он уже пользовался большой славой и почётом, хотя был ещё молод. Он был прекрасно сложён, смугл, взгляд у него был гордый и пронзительный. Он бывал на Востоке, находился на службе у князя в Киеве и у императора Миклагарда и возвратился домой с богатой добычей. Прозвище Летняя Пташка он получил по возвращении, так как одевался в роскошные и яркие наряды. Сам он был очень доволен такой кличкой.
Все финнведенцы, и избранные, и те, которые стояли за ними, восторженно загудели, когда он поднялся на холм, ибо он выглядел как настоящий предводитель. А когда он занял своё место около тех двух вождей, разница между ним и остальными бросалась в глаза. На нём был зелёный плащ, вышитый золотой нитью, и сияющий шлем, покрытый серебром.
Призвав к миру собрание, как делали и другие, он сказал, что его доверие к стариковской мудрости, быть может, несоразмерно им самим. Мудрость, полагает он, можно найти и в молодых головах, многие даже думают, что чаще всего она пребывает именно там. Он согласен со стариками, когда они говорят, что мир — это хорошо, но все должны помнить, что сейчас мир становится всё труднее и труднее сохранить. Главная причина, сказал он, кроется в той смуте, которую повсюду распространили христиане — злые и коварные люди.