- Ты знаешь, я тебя ненавижу, - спокойно сказал я, даже не пытаясь повернуть голову.
- Уже поняла, - примерно с теми же интонациями ответила Лан. Мы помолчали. Из сада доносились легкие отголоски ночного гуляния. Сейчас они казались мне жестокой насмешкой. Как кусок мяса, брошенный псине на цепи так, чтобы она лишь чуть-чуть до него не дотягивалась, жалобно скуля и униженно прося подопнуть к ней пыльный шмат.
- Я должен ублажать тебя? – спросил, наконец, я.
Лан не ответила.
- Поясни мне хоть что-нибудь, - раздраженно потребовал я. – Ты ведь знаешь: я плохо разбираюсь в ваших традициях. Как устроена жизнь семьи Великой Матери?
Она вздохнула, еще немного помолчала и начала рассказывать совершенно бесцветным голосом:
- У Великой Матери есть три мужа. Пред ней каждый равен в правах и обязанностях. Каждую ночь приходит один или более, дабы слиться с ней. Но не реже, чем раз в три дня, если только кто-то из них не болен или не стал слишком стар. Ночь и день одинаково не властны над Великой Матерью. Она вольна сама решать, для чего дана ей жизнь. Мужья же есть лишь часть народа ее.
- То есть я должен раз в три дня приходить к тебе, а в остальном я – обычный человек? - уточнил я.
- Да, - коротко ответила она.
Я помолчал, обдумывая ее слова, и задал еще один вопрос:
- Мне сделать это сегодня?
- Как хочешь, - ответила она.
Я не хотел. Я вообще сомневался, что смогу исполнять супружеский долг.
Расценив мое молчание как ответ, Лан сказала:
- Придешь послезавтра. Завтра отдохну от вас.
Сделав это заявление, Великая Мать отвернулась от меня, накрывшись одеялом. Я вперился взглядом в ее спину, желая, чтобы она умерла. Но злость быстро схлынула, уступив место отуплению. Свеча догорала, а музыка и игривые смешки снаружи утихали. Этот мир был чужим мне, и единственное, что я знал: сегодня мне велели спать здесь. Я беззвучно вздохнул и попытался устроиться поудобнее. Нужно было как-то жить дальше.
Я проснулся как всегда поздно, но вовсе не оттого, что отлично выспался, а оттого, что какая-то грузная тетка стащила с меня одеяло.
- Чего разлегся? – сварливо задребезжала она. – Люди работают, а он тут дрыхнет. Вставай, давай, я постель застелю.
Я недоуменно слез с кровати и оглянулся.
- А где Лан? – спросил я.
- Вот дурной, - тетка, уже взбивавшая подушки, тряхнула седеющей головой. – Работает она. День же на дворе.
Спрашивать еще что-нибудь я не стал: со мной прежде так грубо не разговаривали. Это было неприятно, но я не знал, имею ли право поставить тетку на место. Поэтому просто молча оделся и пошел в купальню, оставив ее прибирать комнату.
Умывшись, я подумал, что стоит позавтракать. Я пока не готов был заявиться в общий зал, так что сходил на ближайшую кухню, но никого там не обнаружил. Да это было и не удивительно: все давно ушли на работу. Я хотел было отыскать своих слуг, чтобы они приготовили мне завтрак, но вспомнил, что еще в дороге велел им уехать из Асдара с рассветом. Чертыхнувшись, я принялся шарить по шкафам и полкам. Продуктов было много, но я не умел готовить. Пришлось сжевать кусок хлеба и запить его молоком. Голод меня не мучил, напротив: пища по-прежнему казалась отвратительной, но я привык принимать ее хотя бы три раза в день и собирался сохранить эту привычку.
Позавтракав, я пошел в свои покои, намереваясь вздремнуть еще часок: в сложившихся обстоятельствах сон был единственным способом приятно провести время. Мне не хотелось никого видеть, и я шел самыми темными уголками, один раз даже заблудившись, и в результате мое путешествие по дому заняло почти четверть часа. Но я все-таки нашел нужную дверь. И тут обнаружилась неприятная вещь: мои покои были заперты! Побродив вокруг этой части дома (дом в целом представлял собой множество отдельных строений), я встретил в саду какого-то чумазого парня, занятого мощением новой дорожки, и спросил его, где мне взять ключ. На что получил странный ответ, что гостевые покои открываются только гостям, а я не гость. На вопрос, где же я тогда должен жить, парень пожал плечами и вернулся к работе. Я начал потихонечку закипать. А куда, в таком случае, доставили мои вещи?