- Как часто бывает этот ваш Чистый день? – спросил я, чтобы в следующий раз запастись едой.
- Каждый десятый крайдень.
- А что такое крайдень?
- Первый день тридницы. За ним идет средень, а потом тридень. Ты приходишь ко мне по тридням. Десять тридниц – один лунный день. Первый крайдень лунного дня – Чистый день.
Так вот чего Закк так возмущался: все Чистые дни, когда нельзя спать с женщиной, - его. Приятно-то как, что его обделили. Нет, все-таки иногда Лан все правильно делает. Я бы на ее месте вообще отрезал бы ему все подчистую – все равно он урод.
- Я сегодня должен что-то делать? – сразу уточнил я, чтобы не попасть впросак, как вчера с работой.
- Ты ни разу не был у Небесного замка, - заметила она. – Надо сходить хоть раз, если уж ты теперь асдарец.
- А что это такое? – все-таки уточнил я, хотя резь внизу живота настойчиво подгоняла меня покинуть помещение.
- Хм… - Лан задумалась, подбирая слова. – Место, где живут боги.
- А-а, храм, - я кивнул.
- Можно и так говорить, - она пожала плечами и тоже встала с постели. Я принял это как знак окончания разговора и поспешил в сторону уборной. Чистый день. Еще одна дрянь, к которой надо привыкнуть. Вечно эти варвары придумывают себе какие-то странные ритуалы. Хорошо хоть, асдарцы не едят себе подобных, не выбивают друг другу зубы в первую брачную ночь и не делают ритуальные дыры в самых чувствительных местах. Я бы тогда точно сбежал, наплевав на честь семьи.
Вернувшись, я обнаружил, что Лан обрядилась в какую-то серовато-белую хламиду с капюшоном, изготовленную из грубо обработанного льна. Она протянула мне такую же. Я молча взял.
- На голое тело, - уточнила она, зачем-то пристально меня разглядывая. Что, хочешь, чтобы я разделся при тебе? А как же Чистый день, чистые помыслы, никаких плотских утех? Впрочем, если тебе так хочется…
Я, не сводя с нее глаз, принялся раздеваться. Медленно, один за другим разъединил крючки на рубашке и спустил ее с плеч, скользя по коже подушечками пальцев. Лан следила за мной, не меняя выражения лица. Тогда я так же размеренно и мягко освободился от обуви, штанов и нижнего белья, представ перед ней в чем мать родила. Мраморная кожа, говоришь? Ну так полюбуйся на живую статую крагийского принца. Почувствуй, как сердце начинает стучать чаще, как кровь приливает к щекам, дыхание учащается, а пальцы начинают подрагивать от желания прикоснуться ко мне. Я вижу, как ты рассматриваешь меня. Грязные девочки Асдара, вам неведом стыд. Но вам ведомо желание, и сейчас ты наверняка истекаешь соками, мечтая, чтобы я осквернил этот Чистый день, уронил тебя обратно на кровать и отымел как следует. Ты бы кричала и плакала, вырывалась и билась, потому что так надо, потому что традиции запрещают тебе. Но в душе сходила бы с ума от запретного удовольствия, и через пару минут отдалась бы ему со всей страстью. Как я тебе, Лан? Каково это – желать, но не получать желаемого? Нравится, да? Нравится?!
- Ты голый пойдешь? – как ни в чем не бывало, спросила она. Я вздрогнул и молча натянул на себя белую хламиду. Она была мне велика, и легла на пол складками. Лан присела, щелкнула разок ножницами, а потом рванула ткань, оторвав полосу шириной в две ладони. Неподшитый край открыл белые пальцы на моих ногах. Чувствую, через пару часов ткань размахрится, и я буду похож на чокнутого паломника. Впрочем, это не главная проблема. Куда страшнее то, что я не умею ходить без обуви. Да, пару раз мы с Бардосом плясали босиком возле костров, но там под ногами был нежный серый пепел, укрывавший плотно утоптанную и выжженную землю, и ходить по нему было даже приятно, как и по прохладной мягкой траве, окружавшей поляны для гульбищ. Теперь же мне предстояло ходить босиком по улицам города, и я плохо представлял себе, как буду это делать.
- Пойдем, - сказала Лан, протянув мне руку. Я бы с радостью обошелся без этого, но отказывать ей было верхом невоспитанности. Мы взялись за ручки, как маленькие дети огромного роста, и пошли.