Глава 7. Доверие Великой Матери
Мне снились сиделки – так я называл своих ночных служанок. Вообще-то, после заката во дворце моего отца всегда дежурили мужчины: отец считал, что принуждать женщин к ночному бдению - некрасиво. Но когда мои похождения приобрели небывалый масштаб, отец, скрепя сердце, назначил мне персональных служанок – из наименее болтливых и при этом покорных. Для них в моих покоях стояла софа, и им совсем не нужно было бодрствовать по ночам. Я редко пользовался ими как любовницами. Чаще действительно гонял на кухню за чашкой чая посреди ночи или жаловался им на жизнь. Женщин такое положение дел вполне устраивало, ведь им неплохо платили. Но иногда я все-таки затаскивал то одну, то другую к себе в постель – например, когда ждал, пока Шаард выдаст замуж мою очередную пассию.
И сегодня они мне приснились. Все шесть. Они приходили по одной, поправляли одеяло, интересовались, не нужно ли мне чего. А я не мог и пальцем шевельнуть, хотя мне ужасно хотелось пить. Я пытался строить им рожи, но они почему-то не понимали. Только последняя – самая взрослая – заметила, что со мной что-то не так.
- Вам жарко? – спросила она, участливо склонившись надо мной. Я кивнул, разглядывая ее дурацкий кружевной чепчик. Она откинула с меня одеяло. Постояла немного, а потом присела рядом на край кровати. Это было странно: обычно сиделки себе такого не позволяли. Я хотел сделать ей замечание, но понял, что ни слова не могу произнести: глотка просто слиплась от жажды. Тогда я попытался встать, но не сумел, и только вяло зашевелился.
- Не спится? – участливо покивала она, наблюдая за моей жалкой возней. – Опять об ЭТОМ думаете?
Я думал о том, что где-то на тумбочке стоит кувшин с водой, но не мог ни сказать, ни показать, хоть и очень старался. Поглядев на мои трепыхания, женщина сделала какие-то свои выводы, глупо захихикала и принялась развязывать воротник своего платья, приговаривая:
- Эстре, шалунишка, ты ведь об этом пожалеешь!
Она развязала воротник, и платье некрасиво оползло, свесившись с плеча. Она тут же выпуталась из рукавов, отчего лиф и вовсе повис, удерживаемый только невысоким корсетом. Сиделка вытянула из него большую грудь с расплывшимися сосками и потянулась ко мне с поцелуем. Я хотел уползти или хотя бы увернуться, но мне это не удалось. Она прижалась к моему рту потрескавшимися губами. Я стиснул зубы, но ее сухой язык как-то умудрился разжать мне челюсти. Извиваясь, как змея, он зашарил у меня во рту, стремясь пролезть в глотку. Я закашлялся и начал задыхаться. Ее язык был таким длинным и при этом сухим, что забирался всюду, прилипая и отнимая у меня остатки влаги. Когда я уже почти задохнулся, он вдруг исчез.
- Пить хочешь? – сочувственно спросила она. – Ну извини, молока пока нет. Вот через несколько месяцев…
И сиделка вдруг превратилась в Хель. Вокруг кровати встали ее дети, наблюдая, как мать скользит губами по моей голой груди, спускаясь все ниже и ниже.
«Убери их! Убери детей!» - беззвучно кричал я. Но зря: дети и сами исчезли, превратившись в черные драконьи скелеты, угрюмо взирающие на то, как Хель забавляется со мной. А она действительно забавлялась: я не хотел ни ее, ни сиделку. Я вообще не хотел женщину, я хотел пить! Так что Хель трясла и дергала обмякший орган и смеялась надо мной – едко и унизительно.
- Ты бы хоть морковочку взял, - посоветовала она голосом Закка. Я глянул на нее и застыл: на теле Хель сидела голова северянина. Он скалился и плевался, нависая надо мной и тряся обвисшей старушечьей грудью, а я не мог даже глаза закрыть. Чудовище забралось на меня и принялось ерзать, оставляя влажные следы.
- Не встает. Никак не встает, - жаловалось оно. – Придется мне вставить.
С этими словами монстр окончательно превратился в Закка, поднял и развел мои колени, нацелил свой уродливый член и…
Я проснулся от собственного крика. Сел на кровати, тяжело дыша и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Приснится же такое.
Я встал, налил себе полный стакан воды и наконец-то напился. В горле у меня действительно ужасно пересохло. Ноги все еще гудели, а подошвы стоп напоминали щедро истыканную булавками игольницу. Состояние было препоганейшее. За окном тоже наблюдалась какая-то муть: над городом висело пыльного цвета облако, из него летело что-то среднее между туманом и моросью. Надеюсь, меня не погонят сегодня на улицу.