Здесь и в помине не было той мертвой тишины, что окружала их ранее. В подлеске возились и верещали маленькие зверюшки, птицы перепархивали с ветки на ветку, мелькая над головами. Мимо то и дело проносились ярко окрашенные насекомые. И хотя не было ни малейшего ветерка, листья шевелились и шелестели, а цветы покачивали головками, как если бы их переполняла простая радость бытия.
Все члены маленького отряда держали оружие под рукой, каждый настороженно озирался, не веря ничему вокруг и стараясь даже не шуршать палыми листьями По мнению Таса, выглядело это достаточно глупо. Так или иначе, мало-помалу все начали успокаиваться – все, кроме Рейстлина.
Часа два они без лишней спешки, но довольно быстро, шагали утоптанной, явно различимой тропой. Солнце опускалось все ниже, тени становились длинней. Танис поймал себя на том, что почувствовал себя в безопасности в этом лесу. По крайней мере, не надо было опасаться, что ужасные крылатые твари последуют за ними сюда. Нет, навряд ли здесь таилось какое-то зло. Разве что – как там выразился Рейстлин? – кто-нибудь сам явится сюда со злом…
Танис посмотрел на мага. Рейстлин шел один, опустив голову, и там, где он проходил, тени деревьев казались особенно плотными. У Таниса пробежал по спине озноб, но потом он сообразил, что становилось попросту холодно: солнце уже пряталось за вершинами леса. Пожалуй, самое время задуматься о ночевке.
Пока еще не стемнело, Танис снова вытащил карту Тассельхофа. Карта была эльфийская; на ней виднелись каллиграфически выведенные слова: «Омраченный Лес», но сам лес был обозначен весьма приблизительно, и Танис не мог определенно сказать, к чему именно относилась надпись: к тому лесу, где они находились, или к тем, что простирались далее к югу. В конце концов Танис решил, что Рейстлин ошибся. Этот лес никак не мог быть Омраченным. Но если даже и так – его зло существовало скорее всего только в воображении мага.
Друзья шли и шли вперед по тропе.
Потом наступил вечер, и гаснущий свет необычайно рельефно и четко обрисовал каждую мелочь. Усталые путешественники двигались все медленнее. Рейстлин, задыхаясь, едва волочил ноги. Лицо Стурма сделалось совсем пепельным. Полуэльф уже собирался объявить привал, когда, предвосхищая его намерения, тропа привела их к краю обширной зеленой поляны. На поляне, рождая небольшой ручеек, журчал между камешками родник Кругом росла густая шелковистая трава, так и манившая растянуться в ней и как следует отдохнуть. Могучие деревья, словно безмолвные стражи, высились по сторонам.
Небо налилось закатным багрянцем, потом погасло, и между деревьями залегли туманные сумрачные тени. Беглецы двинулись на поляну, и тут прозвучал голос Рейстлина:
– Не сходите с тропы!
Танис вздохнул.
– Рейстлин, – проговорил он терпеливо. – Ну что с нами может случиться? Тропа в трех шагах, и видно ее отлично. Пошли, тебе надо передохнуть. Нам всем надо передохнуть. Вот смотри, – Танис протянул ему карту. – По-моему, мы вовсе и не в Омраченном Лесу. Согласно этой…
Рейстлин с презрением отвернулся от карты. Все прочие отвернулись от мага и, покинув тропу, принялись разбивать лагерь. Стурм, измученный болью, без сил опустился под деревом и закрыл глаза. Карамон голодными глазами следил за проворными тенями, выдававшими присутствие мелкого зверья. Потом послал Тассельхофа в чащу за хворостом.
Маг молча наблюдал за ними, и язвительная усмешка кривила его губы.
– Дурачье! – сказал он погодя. – Это Омраченный Лес… в чем вы убедитесь прежде, чем кончится ночь. – И пожал плечами: – Однако, как правильно заметил Танис, мне надо передохнуть. Только я, в отличие от вас, с тропы не сойду…
Рейстлин уселся на тропинке и положил свой посох рядом с собой. Остальные украдкой переглянулись: поведение мага их забавляло. Карамон заметил это и смущенно покраснел.
– Слушай, Рейст, иди к нам, – сказал великан. – Тас уже пошел за дровами, а я, может быть, подстрелю кролика…
– Не смей стрелять! – Рейстлин в кои веки раз говорил в полный голос, а не шептал, и слышавшие невольно вздрогнули. – Не трогайте никого и ничего в Омраченном Лесу! Ни травинку, ни дерево, ни зверя, ни птицу!
– Я согласен с Рейстлином, – сказал Танис. – Нам придется провести здесь ночь, и, по-моему, без крайней нужды не следует убивать ни одно животное…
– Уж эти мне эльфы, вечно стараются обойтись без кровопролития, – пробурчал Флинт. – Мало того, что волшебник нагоняет на нас страху, ты хочешь еще и уморить нас голодом! Ладно, если что-нибудь на нас нападет – будем надеяться, оно хоть окажется съедобным!
– Твои слова да Богам в уши, гном, – вздохнул Карамон. Отошел к ручейку и попытался утопить голод, раз уж нечем было его утолить.
Тассельхоф вернулся с хворостом.
– Я ничего не рубил, – заверил он Рейстлина. – Я только собирал.
Однако разжечь костер не удалось даже Речному Ветру.
– Слишком сырое дерево, – сказал он, пряча кремень и кресало обратно в мешок.
– А свет нам не помешал бы, – поеживаясь, заметил Флинт. Ночная тьма быстро сгущалась, и все шорохи леса, такие безобидные днем, начинали казаться зловещими и исполненными угрозы.
– Детские сказочки по-прежнему никого не страшат… – прошипел Рейстлин.
– Нет! – огрызнулся гном. – Я только боюсь, как бы кендер не начал рыться в моих вещах, пользуясь темнотой!
– Ну что ж, – с необычной кротостью ответил Рейстлин и повелел: – Ширак!
В хрустальном шарике на конце посоха мага зажглось бледное пламя. Мертвенный свет не столько разгонял, сколько подчеркивал грозную тьму.
– Вот вам свет, – прошептал маг и воткнул посох в мягкую землю.
И тут-то Танис понял, что эльфийское зрение ему изменило. Он больше не видел теплых красноватых ореолов спутников: лишь смутные тени на залитой звездным светом поляне. Полуэльф промолчал, но умиротворенное состояние, которым он наслаждался весь вечер, сменилось тревогой.
– Первая стража – моя, – мрачно проговорил Стурм. – С моей раной лучше не спать… Я знал одного, который уснул, да так и не проснулся.
– Будем караулить по двое, – сказал Танис. – Я с тобой.
Остальные развязали мешки и принялись устраивать себе постели – все, за исключением Рейстлина. Маг по-прежнему сидел на тропинке, хрустальный шарик заливал светом его склоненную голову в надвинутом капюшоне. Стурм устроился под деревом. Танис наклонился к ручью и принялся жадно пить… когда сзади вдруг раздался придушенный крик, Танис мгновенно обернулся, выхватывая меч. Другие тоже схватились за оружие, и только Рейстлин остался сидеть неподвижно.
– Спрячьте мечи, – сказал он. – Они все равно вам не помогут. Чтобы с ними драться, нужны клинки, напоенные могущественным волшебством…
Их окружала целая армия воинов в полном вооружении! Одного этого уже хватило бы, чтобы кого угодно вогнать в дрожь. Но никакой враг еще не вселял в сердца спутников подобного ужаса. Ошеломленные, припоминали они легкомысленное замечание Карамона: «Я готов день и ночь биться с живыми. Но с мертвыми?..»
Ибо воины, обступившие их, были мертвы.
Неверное беловатое сияние обрисовывало контуры их тел, как если бы тепло, сопутствовавшее им при жизни, непостижимым и ужасным образом задержалось и в посмертии. Истлевшая плоть давно обнажила кости, и лишь светящиеся очертания тел остались такими, какими помнили их души.
И было похоже, что души помнили еще кое о чем.
Каждый воин был облачен в древние латы, памятные его душе. Призрачные руки сжимали оружие, способное убивать. Однако неупокоенным не было особой нужды в оружии. Достаточно было смертоносного прикосновения могильно-холодных рук и даже страха, который они внушали.
Как же драться с такими?.. Танис, не привыкший бояться никаких противников из плоти и крови, едва не поддался панике. Он уже открыл рот, чтобы крикнуть друзьям: «Спасайтесь бегством!..» С большим трудом удержавшись, он попытался рассуждать трезво. Бегство было бессмысленно: они потеряют друг друга и тотчас заблудятся. Нет, надо остаться на месте… и что-нибудь придумать.