– В каком путешествии? – насторожился тотчас рослый воин.
– В которое мы отправляемся завтра утром, – отозвался Рейстлин, протягивая Карамону бутыль. – Так что давай.
– И куда мы идем? – поинтересовался тот, уперев руки в бока и решительно сведя брови.
– Ну, давай же, Карамон. Даже ты не можешь быть таким тупым! – Рейстлин нетерпеливо швырнул бутыль к ногам брата. – Делай, что тебе говорят. Мы выходим с рассветом, а мне нужно еще просмотреть перед сном заклинания. К тому же нам понадобится провизия.
Колдун, вздохнув, уселся на единственный стул в пещере. Он бережно поднял свою книгу заклинаний, с величайшей осторожностью раскрыв ее на коленях. Однако вскоре с раздражением захлопнул фолиант. Потер переносицу, устало ссутулившись, затем, порывшись в своем мешке, достал другой том, значительно толще, в темно-синем кожаном переплете. Колдун даже открывать книгу не стал, а просто держал в руках словно сокровище.
– Мы пойдем к Черепу? – спросил Карамон осторожно.
Рейстлин не ответил. Лишь положил руку на закрытую книгу.
– Ты ведь даже не знаешь, где это! – заметил великан недовольно.
Маг пристально поглядел на брата, его золотистые глаза странно сверкали в свете магического посоха.
– Это оно, Карамон, – тихо произнес волшебник. – Мне известно и место, и дорога туда. Я сам толком не понимаю…
– Не понимаешь чего? – настойчиво переспросил взволнованный не меньше брата Карамон.
– Не понимаю, откуда мне это известно. Так, словно я там уже бывал раньше, – устало заключил маг, передернув плечами.
Карамон совсем помрачнел.
– Отложи эту книгу, Рейст, и выбрось все из головы. Это путешествие тебе не по силам. Ты не можешь карабкаться по горам…
– А нам и не придется, – отозвался все тем же пугающим, словно чужим голосом Рейстлин.
– Даже если закончится снегопад, в дороге будет сыро, холодно и к тому же опасно, – продолжал Карамон, отрицательно покачивая головой из стороны в сторону. – Что если вернется Верминаард и нападет на нас на открытом месте?
– Не нападет, потому что нам не придется выходить на открытые места. – Рейстлин еще раз пристально взглянул на брата, глаза мага холодно сверкнули. – Прекрати спорить, иди и наполни флягу.
Карамон лишь покачал головой.
– Нет, – твердо произнес он. – Не пойду.
Рейстлин чуть не задохнулся от возмущения, однако взял себя в руки.
– Брат, – примирительно выговорил он. – Если мы не предпримем этого путешествия, Танис и Флинт никогда не найдут врата и уж точно не попадут внутрь.
Карамон вгляделся в глаза брата:
– Ты в этом уверен?
– Уверен, а еще уверен в нашей неминуемой гибели в случае провала их миссии.
Великан глубоко вздохнул. Нагнувшись, он безмолвно подобрал бутыль и вышел в снежную ночь.
Рейстлин откинулся на спинку стула, отложил книгу в темно-синем переплете и открыл свою.
– Какой же ты простодушный, братец! – насмешливо прошептал он. Золотистые глаза вновь блеснули.
Выйдя из пещеры, Карамон заметил Стурма, стоявшего неподалеку. Карамон отлично понимал, зачем тот пришел.
Он сразу заметил, что рыцарь наблюдает за ними. Разумеется, Светлый Меч никогда не стал бы шпионить ни за друзьями, ни за врагами. Такое действие противоречило Кодексу, по которому жил Соламнийский Рыцарь. Однако ни Кодекс, ни Устав не воспрещали расспросить друга. Теперь Стурм выжидал тут, чтобы подстеречь Карамона и вытянуть из него правду.
Простодушный великан плохо умел хранить секреты, а врать вовсе был не способен. Однако если теперь он расскажет Стурму о замысле брата предпринять вылазку к Черепу, рыцарь точно доложит об этом Полуэльфу. И только богам известно, что из этого может выйти. В лучшем случае – ожесточенный спор, в худшем – полный разрыв между старыми друзьями. Потому Карамону вовсе не хотелось попадаться рыцарю на глаза.
Снежный вихрь оказался кстати, и Карамон незамеченным направился к ручью вниз по склону. Но вот снегопад начал слабеть. В просветах между облаками показались звезды. Обернувшись, он заметил нечеткий силуэт рыцаря, прохаживавшегося в серебристом лунном свете неподалеку от пещеры братьев.
«В конце концов, ему надоест ждать, и он отправится спать», – решил Карамон.
Молодому воителю вовсе не улыбалась перспектива отправиться в проклятое место, где рыщут привидения и все дышит темным колдовством. Тем не менее, он свято верил брату и искренне считал предстоящий поход необходимым для общего блага. Карамон сознавал: кроме него, Рейстлину никто не доверяет. Во всяком случае, не до конца. Ведь Полуэльф часто обращался к волшебнику за советом. Скорее, этот факт склонил Карамона согласиться, нежели доводы самого алого мага.
«Танис не стал бы возражать против этого похода, если бы у него было время поразмыслить, – убеждал себя Карамон, бредя по заснеженному склону. – Все произошло так быстро, а у Таниса и всех остальных много других забот».
О том, откуда брату известно местонахождение Черепа и как он планирует туда добраться, Карамону даже не хотелось спрашивать. Да и толку в этом не было, ответа он все равно не понял бы. Он никогда не понимал своего брата, ни в детстве, ни тем более теперь. Жуткое Испытание в Башне Высшего Волшебства непостижимым для Карамона образом навсегда изменило Рейстлина.
Именно оно наложило неизгладимую печать и на их взаимоотношения. Единственной беззаветно хранимой Карамоном тайной являлось кое-что узнанное им о своем брате в Башне. Тайна эта была темной и ужасной. И Карамон ни с кем не мог поделиться страшным секретом, не позволяя себе даже думать об этом.
Благополучно проскользнув мимо Стурма, воин запрокинул голову и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. Под открытым небом, вдали от шума голосов, от душных пещер и заумных рассуждений, он чувствовал себя гораздо лучше. Только теперь у него появилась возможность спокойно обо всем поразмыслить. Между прочим, Карамон был далеко не глуп. Просто он любил все хорошенько обдумать, взвесить как следует. Из-за этого и производил порой впечатление тугодума. Тем не менее, воитель редко делился своими соображениями с окружающими, опасаясь насмешек. И удивился больше всех, когда друзья подхватили придуманный им план бегства, а Рейстлин с помощью своего волшебства обрушил на дорогу лавину, отрезавшую путь преследователям.
Теперь в полном одиночестве Карамон почувствовал себя совершенно непринужденно, точно вернулся в детство, даже язык высунул, ловя пушистые снежинки. Снегопады всегда странно влияли на него. Если бы снег сделался чуточку глубже, он бы не удержался: плюхнулся на спину прямиком в сугроб, изображая снежную птицу. Однако снега больше не предвиделось. Звезды уже отчетливо сверкали сквозь кисейный занавес разгоняемых ветром облаков.
Огибая посеребренный искристым налетом инея скальный выступ, юноша едва не налетел на Тику.
– Карамон! – радостно воскликнула она.
– Тика! – встревожено пробормотал Карамон.
Он почувствовал себя воином из пословицы, только спасшимся от кобольдов и тотчас угодившим в лапы гоблинам. Он счастливо избежал расспросов Стурма, но если и был в мире человек, способный вытянуть из него любую тайну, околдовав своими рыжими косами, так это Тика Вейлон.
– Что ты делаешь здесь посреди ночи? – поинтересовалась она.
Карамон приподнял бутыль:
– Собираюсь набрать воды.
Некоторое время он смущенно топтался на месте, не поднимая глаз, затем неожиданно вымолвил скороговоркой:
– Мне нужно идти! – и пошел прочь.
– Я тоже иду к ручью, – поспешно заявила Тика, хватая его за рукав. – Боюсь заблудиться в такую метель. – Девушка просунула руку ему под локоть. – А вот с тобой совсем не страшно! – И она бодро зашагала рядом.
Карамон задрожал от макушки до кончиков пальцев. Когда-то он считал Тику самой безобразной девчонкой, жуткой хулиганкой и непоседой, каких свет не видывал. И вот, прожив вдали от дома целых пять лет, сопровождая своего брата в странствиях, он возвратился и обнаружил вместо этой невозможной безобразницы чудесную и обворожительную девушку, пожалуй, самую прекрасную из всех, кого он встречал. А повстречал, надо признать, он их немало.