– Но из того, что мы прочли в дневнике Рейстлина, следует, что смерть кендера – это лишь малая капля в бесконечной Реке Времени, и эта капля никак не может повлиять на ее течение.
– А я вам в четырнадцатый раз заявляю, что участие Хаоса внесло в процесс существенные коррективы, в свете которых смерть кендера становится чрезвычайно важным событием. Что вы можете сказать по поводу того будущего, которое он, по его словам, посетил и в котором все совсем иначе?
– Ба! Вы слишком легковерны, Маджере! Кендеры – известные лгуны. Его слова нельзя воспринимать серьезно. Куда же делся этот несчастный свиток? Он должен быть где-то здесь! Посмотрите, будьте любезны, в этом ларце.
Тассельхоф с негодованием слушал, как его обозвали лгуном. Он уже почти решился спуститься вниз и доходчиво объяснить Даламару и Палину, что он думает на сей счет, но все-таки воздержался от этого и еще плотнее припал к стене.
– Сделайте милость, объясните толком, что мы, собственно, ищем, – послышался сварливый голос Палина.
– Свиток! Полагаю, вы в состоянии узнать свиток, если на него наткнетесь?
– Только попробуй мне наткнуться на эту мерзкую штуку! – пробормотал себе под нос Тассельхоф. Он уже устал висеть на стене, руки у него онемели, ноги затекли, и он боялся, что не выдержит и вот-вот свалится вниз. И хорошо, если не на этот самый, как его там, свиток.
– Представьте себе, я имею понятие о том, как выглядят свитки, но… – Последовала небольшая, но выразительная пауза. – Кстати о Тассельхофе. Где он, собственно? Вы случайно не знаете?
– Не знаю и знать не хочу.
– Но, когда мы уходили, он спал в этом кресле.
– Значит, он отправился спать в постель. Если только не пытается в эту самую минуту опять взломать дверь в мою лабораторию.
– Но, послушайте, вам не кажется, что следует…
– Нашел! Вот он! – Послышался шорох разворачиваемого пергамента – «Трактат о Путешествии во Времени, специально оговаривающий недопустимость для любого представителя народов Серой Драгоценности перемещаться в прошлое вследствие непредсказуемости влияния этих действий как на прошлое, так и на будущее».
– И кто автор?
– Разумеется, Марворт.
– Марворт? Неужели тот самый Марворт, который именовал себя Марворт Великолепный? Придворный маг, который пресмыкался перед Королем-Жрецом? Но ведь каждому известно, что, когда он держал перо, рукой его водил Король-Жрец! В его трактатах нельзя верить ни одному слову!
– Вы правы лишь в том смысле, что так гласит история нашего Ордена, и поэтому никто ныне не изучает трудов Марворта. Но я не раз убеждался, что он знал немало интересного – разумеется, для того, кто умеет читать между строк. Вот взгляните на этот параграф. Третий снизу.
Сведенные судорогой пальцы Тассельхофа соскользнули с выступа, за который держались, и он от всей души пожелал Палину и Даламару провалиться под землю.
– Не могу же я читать при таком свете, – раздался ворчливый голос Палина. – Мои глаза уже не те, что раньше. И очаг потух.
– Я могу разжечь камин, – предложил Даламар.
Тассельхоф чуть не рухнул со стены.
– Нет, лучше вернемся обратно и прихватим с собой ваш пергамент.
Они загасили масляный светильник, оставив Таса в полной темноте. Но это не помешало ему испустить глубокий вздох облегчения. Едва услышав скрип закрываемой двери, он опять стал взбираться вверх.
Разумеется, он давно не тот подвижный и легкий на ногу Непоседа, каким был когда-то, да и ползти по дымоходу – занятие довольно изнурительное. К счастью, вскоре труба стала сужаться, и Тас, упершись спиной в одну стену и ногами – в другую, наконец смог разжать пальцы.
Он задыхался от жары, глаза чесались, нос был закупорен гарью, ноги исцарапаны, одежда разорвана. Ему давно наскучили кромешная тьма и дурацкие нескончаемые камни, из которых была сложена труба, наскучило все это приключение – ему казалось, что он совсем мало продвинулся вверх…
– Не могу понять, зачем нужно было сооружать такую кишку, – пробормотал сердито Тассельхоф, от души браня строителя Башни.
И тут, когда руки почти отказались служить ему, а ноги расхотели упираться в стену, что-то странное коснулось его носа, и это была не гарь.
– Свежий воздух! – обрадовался Тас и сделал глубокий вдох.
Поток прохладного воздуха вернул силу его ногам и заставил пальцы забыть о боли. Тас запрокинул голову, надеясь увидеть звездное небо или солнце над головой, – он потерял всякое представление о времени, и ему казалось, что он полз по трубе не меньше шести-семи месяцев. Но его ждало разочарование – наверху царила еще более глубокая тьма. На его взгляд, это было уже чересчур. Но все-таки воздух был свежим, и Тас принялся взбираться с удвоенной энергией.