Пока Тас стоял, мертвецы плыли и плыли мимо, мелькали их раскрытые рты и горящие глаза, но он не обращал на них внимания, занятый своими мыслями. Потом он все-таки решил заговорить с ними и спросить, в какой стороне находится Солант.
— Извини, парень... Девушка, извини. Эй, гоблин, приятель, скажи-ка... Послушайте, но это моя сумочка. Смотри, мальчик, я тебе дам медную монетку, если ты мне покажешь... Кендер, друг кендер! Мне нужно выбраться... Вот свинство! — пробормотал Тас после нескольких неудачных попыток побеседовать с мертвецами. — Они будто не слышат. И смотрят прямо сквозь меня. Я не хотел бы обидеть вас, — довольно раздраженно продолжал он, после того как безуспешно попытался найти тропинку между деревьями, — но не слишком ли вас тут много?
Он поискал тропу, но вновь без всякого успеха. Мертвецы испускали слабое свечение. Сначала Тасу это показалось забавным, но потом, разглядев как следует их несчастные лица и рыскающие глаза, он решил, что темнота — любая темнота — все-таки предпочтительнее.
Постепенно Тас удалился на некоторое расстояние от Башни и обрадованно подумал, что если он, кендер, который никогда и нигде не терялся, заблудился в этом лесу, то те двое — Даламар и Палин, простой эльф и обычный человек (пусть и маги) — заблудятся тут и подавно, и что, плутая и запутывая следы, он создает своим потенциальным преследователям дополнительные трудности.
Он шел и шел вперед, спотыкаясь о древесные корни, натыкаясь на стволы, задевая ветки. Наконец, упав, он растянулся на ковре из порыжевших лапок кипариса. Они были приятны на ощупь. Тас подумал, что, раз уж он все равно лежит, можно немного отдохнуть.
Он устроился поудобнее у подножия одного из кипарисов и положил голову на мягкий зеленый мох. Последней мыслью, которая мелькнула у него в полусне, была мысль о его отце.
Нет, он подумал не о том, что отец зарыт в такой же зеленый мох. Он вспомнил слова отца: «Малыш, запомни, мох всегда растет на той стороне дерева, которая обращена...»
Обращена...
Так куда же она обращена? Тас плотнее зажмурил глаза. Надо сосредоточиться, и тогда он обязательно вспомнит, куда же она обращена, эта сторона дерева.
— На север, — произнес он вслух и проснулся. Он глянул вверх и увидел, что один из призраков колышется прямо над ним и в упор его разглядывает.
Этот призрак тоже был кендером, и его внешность показалась Тасу смутно знакомой; но большинство кендеров действительно знают друг друга, и вполне возможно, что Тас и его соплеменник когда-то раньше уже встречались.
— Знаешь ли, — проговорил нетерпеливо Тас, усаживаясь, — я не хочу тебя обидеть, но я целый день провел, выбираясь из Башни Высшего Волшебства, а ты, разумеется, знаешь, что спасаться от колдунов — дело ужасно утомительное. Так что, если ты не возражаешь, я хотел бы немного поспать.
Призрак был приятной внешности и со вкусом одет. Возможно, кому-то наряд кендера и показался бы кричащим, но Тассельхоф нашел его очень миленьким. В том, что кендер был обвешан сумочками, не было ничего странного. Странным было только выражение его лица — грустное, растерянное, беспокойное.
Холодная дрожь пробежала по телу Таса. Не та холодная дрожь страха, когда вы, например, пробуете стянуть блестящее колечко с пальца скелета, а палец вдруг начинает двигаться. Это была гадкая, непреодолимая дрожь всего существа, которая выворачивает наизнанку желудок и сжимает легкие, не давая дышать. Тас зажмурился и сжался в тугой клубочек. Он не сомневался, что стоит ему открыть глаза, как он увидит перед собой призрачного кендера.
— Уходи, — прошептал он еле слышно. — Ну пожалуйста.
Но призрак был еще здесь.
— Уходи, уходи, уходи же! — изо всех сил закричал Тас и, когда понял, что это не помогло, вскочил на ноги и крикнул прямо в лицо призраку: — Убирайся!
Тот висел неподвижно, глядя на Таса.
Тас тоже стоял неподвижно, глядя... на самого себя.
— Скажи, — дрожащим голосом спросил он призрака, — почему вы здесь? Что вам надо? Вы такие... Вам так плохо из-за того, что я еще не умер?
Призрак ничего не отвечал. Он еще некоторое время смотрел на Таса, потом повернулся и поплыл прочь. Двигался он так неохотно, будто уплывал не по своему желанию, а был кем-то или чем-то гоним из этого места. Тас проводил свой собственный призрак глазами и увидел, как он присоединился к хороводу мертвецов.
Слезы жгли Тасу глаза, его охватил ужас. Он отвернулся и бросился бежать. Он бежал так, как не бегал еще никогда. Он натыкался на стволы деревьев, падал, вскакивал на ноги и снова принимался бежать, пока не выдохся окончательно и не свалился на землю.
Обессиленный, напуганный, одинокий, Тассельхоф сделал то, чего прежде ни разу в жизни не совершал.
Он зарыдал от жалости к самому себе.
17. Неустановленная личность
Можно со всей уверенностью утверждать, что если Тассельхоф вспоминал о своем путешествии с Герардом с ностальгическим чувством, то Герард не испытывал к Тассельхофу ничего подобного. Он вообще не вспоминал Таса. В свое время он постарался уверить себя, что больше никогда в жизни никаких дел с кендерами иметь не будет, и выкинул из головы все мысли о нем. У него и без кендеров хватало забот.
Герард отчаянно стремился вернуться в Квалинести, чтобы помочь маршалу Медану и Гилтасу готовиться к сражению с наступавшим войском Берилл. Мыслями он был там, с ними, а в действительности верхом на синем драконе по имени Рейзор летел на север, в противоположном Квалинести направлении, в сторону Соланта.
Они преодолели огромную территорию северной Абанасинии — Герард уже видел расстилавшийся впереди сияющий простор Нового моря, — когда Рейзор неожиданно стал снижаться. Дракон объяснил рыцарю, что нужно отдохнуть и подкрепиться. Полет над Новым морем предстоял длительный.
Герард не мог не согласиться. Синий дракон расправил крылья, замедляя полет, выписывая в небе круги и спускаясь к песчаному пляжу. Море при взгляде сверху представляло собой великолепное зрелище. Под лучами заходившего солнца вода будто плавилась... И вот наконец земля рванулась им навстречу.
Никогда еще Герарду не доводилось испытывать такого страха. Он сжал зубы, чтобы не выказать его и не вопросить дракона снижаться помедленнее. Он считал себя не трусливее других, однако сейчас не мог не зажмурить глаз. Затем последовал мягкий толчок, рыцарь покачнулся в седле — и вот дракон уже стоит на земле, складывает крылья, вытягивает гибкое сильное тело и, с наслаждением разминая шею, поводит головой.
Герард открыл глаза и, просидев неподвижно несколько мгновений, начал неловко выбираться из седла. Его одеревеневшие мускулы сразу заныли. Со стонами и охами, держась за поясницу, Герард сделал несколько шагов.
Дракон сочувственно, хотя и не без насмешки, посмотрел на него и скрылся в зарослях, поискать себе что-нибудь съестное. На земле он выглядел довольно неловко, не то что в полете. Полагая, что охрану их обоих Рейзор возьмет на себя, Герард завернулся в одеяло и прилег на согретый солнцем песок, смежив веки...
Когда рыцарь проснулся, он увидел, что дракон сидит неподалеку, нежась на солнце и лениво поглядывая в морскую даль. Сперва Герард подумал, что проспал не больше часа, но потом заметил, что солнце уже миновало зенит.
— Сколько же времени я спал? — недоуменно спросил он, поднимаясь и отряхивая песок с кожаного костюма.
— Всю ночь и еще несколько утренних часов, — ответил дракон.
Проклиная себя за бессмысленную потерю драгоценного времени, за то, что оставил дракона под седлом, Герард принялся извиняться перед Рейзором. Но тот великодушно отмахнулся.
К удивлению рыцаря, дракон сам выглядел смущенным, будто знал за собой какую-то провинность. Он то и дело взглядывал на молодого человека, словно хотел что-то сказать, но не решался. Дракон покусывал губы и нервно постукивал хвостом о землю. Герард хотел было спросить, в чем дело, но все-таки счел, что они не настолько хорошо знакомы, чтобы делать подобные призвания, и промолчал.