— Беркли? — поинтересовался я, уловив в ее речи намек на северокалифорнийский акцент.
Она широко улыбнулась:
— Вообще-то, Санта-Крус. Встреча еще с одним американцем для меня большая радость; с тех пор как я вернулась из колледжа, меня не выпускают из дому.
— Так ты гражданка США?
— У меня двойное гражданство. Но мои прапрадед и прапрабабка — люди сорок девятого года. Ну, из тех китайцев, кто пережил золотую лихорадку в Калифорнии в тысяча восемьсот сорок девятом. Меня зовут Джанис Лим. Или Лэм, или Лин, как вам больше нравится.
— Тогда скажи, — попросил я, — если уж не можешь открыть, что положено в суп… почему вы готовите его только по средам?
— Среда по-тайски „Ван Пхутгх“… день Будды. Мои предки считали, что плоть дракона следует подавать лишь в день недели, посвященный Великому Будде, когда мы можем размышлять над преходящей природой нашего существования».
Здесь надо бы пояснить, что я, ваш скромный рассказчик, — та самая женщина с длинными волосами и в чонсаме и что Боб Холидей в своей статье несколько преувеличил мое очарование. Что касается его самого, тут преувеличить трудно. Боб — оч-ч-чень крупный человек; благодаря своему пузу он заработал в кругу тайских друзей прозвище Слон. Он интеллектуал; он говорит на венгерском и камбоджийском так же хорошо, как и по-тайски, а перед завтраком слушает «Лулу» и «Воццека». [53]Чтобы расслабиться, он читает Умберто Эко, и отнюдь не романы, а академические труды Эко по семиотике. Боб бешеный агорафоб и смывается с вечеринки, едва там собирается больше десятка людей. Его друзья без устали сплетничают и гадают о его сексуальной жизни, но, кажется, таковая у него отсутствует напрочь.
Поскольку он был единственным американцем, отыскавшим дорогу в «Кафе „Радуга“» с тех пор, как я вернулась в Таиланд из Калифорнии, и поскольку мой отец (моя мать умерла, едва подарив мне жизнь) счел его достаточно безобидным, случилось так, что я стала проводить с Бобом довольно много времени, свободного от работы в ресторане. Тетушка Лин-Лин, не знающая ни слова ни по-тайски, ни по-английски, выступила в роли официальной компаньонки: если мы, например, заходили спокойно выпить по чашечке кофе в «Реджент», [54]она всегда возникала в паре столиков от нас, потягивая из стакана хризантемовый чай.
Именно Боб показал мне, что такое Бангкок на самом деле. Понимаете, я дожила до восемнадцати, не высовывая и носа из фамильного дома. Английскому меня учил приходящий репетитор. Один час в день мы смотрели телевизор — новости; так я знакомилась с тайским. Мой отец одержим вопросом чистоты родовой крови; он никогда не пользовался нашей недешево доставшейся, пожалованной королем тайской фамилией Сунша-рапорнсуншорнпанич, добившись права подписывать все документы как Се Лим, словно и не было Великой Интеграции китайцев, и наш народ по-прежнему нация внутри нации и по-прежнему верен обширному и далекому Срединному царству. Дивным новым миром была для меня Калифорния, а на долю Боба выпала участь продемонстрировать мне, что еще более дивный мир всю мою жизнь лежал у моего порога.
Бангкоки в бангкоках. Да-да, на ум тут же приходит очаровательно банальная метафора о китайских коробочках. Тихие дворцы с павильонами, выходящими на отражающие небеса пруды. Галереи постмодернистского искусства. Кофейни в японском стиле, с дынным мороженым и маленькими, на одну персону, пиццами с креветками. Безобразные лотки с лапшой под легкими навесами над открытыми сточными коллекторами; космически прекрасные французские кондитерские и итальянские мороженицы. Боб знал их все и с радостью делился этими маленькими секретами, хотя тетушка Лин-Лин вечно околачивалась поблизости. Спустя некоторое время мне показалось, что теперь моя очередь открыть какие-нибудь тайны, так что однажды воскресным днем, бездельничая в кафе с видом на атриум торгового центра Сого, я решила рассказать Бобу величайший из всех секретов.
53
«Лулу», «Воццек» — экспрессионистские оперы австрийского композитора Альбана Берга (1885–1935).