Джаркс было как будто не по себе. Она, по-видимому, решила ни с кем Мерика не знакомить и задержалась в городе ровно настолько, сколько ей понадобилось для того, чтобы взять из какой-то хижины еще один моток веревки. Оставив Хэнгтаун позади, они двинулись между крыльями вниз по спинному хребту дракона — скоплению золотисто-зеленых столбов, обагренных лучами заходящего солнца. Джаркс пустилась рассказывать, как горожане приспосабливаются к такой жизни. Травы, что растут на спине Гриауля, и омертвевшие чешуйки считаются лекарствами и вроде бы обладают колдовской силой. Кроме того, различные коллекционеры интересуются предметами быта предыдущих поколений хэнгтаунцев.
— А еще существуют добытчики чешуи, — докончила Джаркс с нескрываемым отвращением. — Генри Сихи из Порт-Шантея платит им хорошие деньги за живые чешуйки, и многие соблазняются, хоть и боятся, что это накличет на них беду. — Она прошла несколько шагов в молчании, потом прибавила: — Но есть и такие, кто живет тут совсем по другим причинам.
Лобный рог над глазами Гриауля был изогнут у основания, как у нарвала, и отклонялся назад, к крыльям. Джаркс пропустила веревки сквозь ушки вбитых в рог стержней, обвязала Мерика и обвязалась сама. Велев ему подождать, она спрыгнула с века. Мгновение спустя Каттанэй услышал ее голос. Когда он спускался, у него снова закружилась голова. Он разглядел далеко внизу когтистую лапу, заметил мшистые клыки, выступающие из-под невероятно длинной верхней челюсти, ударился о нее и беспомощно затрепыхался в воздухе. Джаркс поспешила ему на помощь и усадила на край нижнего века.
— Черт! — воскликнула она, топая ногой.
Трехфунтовая долька соседней чешуйки соскользнула с места. Мерик присмотрелся повнимательнее: внешне ее было не отличить от остальных, однако между ней и шкурой дракона виднелась тонюсенькая щель. Джаркс брезгливо толкала ее до тех пор, пока она не оказалась вне пределов досягаемости.
— Мы называем их хлопьями, — объяснила она в ответ на вопрос Мерика. — Какие-то насекомые. Суют под чешую свои хоботки и высасывают кровь. Видишь? — Она показала на стаю птиц, паривших рядом с боком Гриауля. Те внезапно разлетелись в стороны, и золотая блестка оторвалась от тела дракона и понеслась в долину. — Птицы охотятся на них, разрывают и съедают внутренности. — Джаркс подсела к нему, помолчала и спросила: — Ты и впрямь сможешь это сделать?
— Что? Убить дракона?
Она кивнула.
— Разумеется, — проговорил он и не удержался, чтобы не приврать: — Я разрабатывал свой способ много лет.
— Но если вся краска будет у него на голове, как ты доставишь ее туда, куда нужно?
— Очень просто: по трубам.
— Ты умный парень, — проговорила Джаркс и кивнула снова. Видя, что Мерик польщен и собирается ее поблагодарить, она добавила: — Но из того ничего не следует. Быть умным — невелика заслуга, все равно что быть высоким.
Она отвернулась, и разговор оборвался.
Мерик уже устал удивляться, но не мог не восхититься драконьим глазом. По его прикидкам, тот был футов семьдесят в длину и пятьдесят в высоту; его прикрывала полупрозрачная мембрана, начисто лишенная даже намека на мох или лишайник. Она посверкивала в лучах закатного солнца, а за ней угадывались иные цвета. Солнце опускалось все ниже, и мембрана начала подрагивать, а потом разошлась точно посредине. С неторопливостью театрального занавеса ее половинки раздвинулись, и из-за них выглянул огромный зрачок. При мысли о том, что Гриауль видит его, Мерик пришел в ужас и вскочил на ноги, но Джаркс остановила художника.
— Стой и смотри, — велела она.
Впрочем, он и без того не способен был шевельнуться. Глаз дракона зачаровывал. Зрачок был узким и густо-черным, а вот радужная оболочка… Каттанэй никогда раньше не видел столь ослепительных оттенков голубого, алого и золотого. Те блики, которые он сперва принял за отблески заката, были на деле своего рода фотическими реакциями. Кольца света зарождались где-то в глубине зрачка, расширялись, затопляли радужную и гасли, чтобы уступить место следующим. Мерик ощущал тяжесть драконьего взора, в котором таились неизмеримо древние мысли, и, словно вняв неслышному призыву, в его сознание хлынули воспоминания, неожиданно яркие и отчетливые…
Лишь с наступлением сумерек Каттанэй сообразил, что глаз закрылся. Его рот был разинут в безмолвном крике, глаза слезились от напряжения, язык словно приклеился к нёбу. Джаркс неподвижно сидела в тени.