Небо было безоблачно-синим. Ни малейший ветерок не нарушал тишину, но небесная лазурь над холмом, где возвышалась Башня, словно отливала металлическим оттенком. Воздух как-то неестественно дрожал, как будто по нему перекатывались раскаленные волны, хотя денек был довольно прохладный. Вдруг Джим услышал неведомо откуда доносившееся пение: голос был высокий, слабый и прерывистый, словно в бреду или в лихорадке.
Облик Башни странным образом менялся. То она казалась Джиму всего лишь древними развалинами, то буквально за одно мгновение преображалась. Он словно начинал смутно видеть в ней целое здание, живое и полное неясных человеческих фигур. Сердце его забилось быстрее, и иллюзорные формы холма и Башни то прояснялись, то расплывались, прояснялись и расплывались… И там была Энджи, она стояла в дверях башни и звала его…
— Стоп! — закричал Каролинус.
Его голос прозвучал для Джима подобно удару грома. Джим пришел в себя и обнаружил, что упирается в протянутый поперек дороги посох Каролинуса, как в металлический шлагбаум на пути в Башню.
— Силы всевышние! — тихо, но яростно прошипел старый чародей. — Неужели ты готов попасться в первую же ловушку?
— В ловушку? — переспросил сбитый с толку Джим.
Но не успел он сказать еще хоть слово, как среди огромных валунов у основания Башни поднялась массивная, свирепая голова дракона, не уступавшего размерами Смрголу.
Громовой рев старого дракона разорвал неестественно застойный воздух:
— Анарк! Предатель, вор, жалкая гусеница! Выходи!
В ответ раздался раскатистый драконий хохот:
— Ты еще расскажи нам о Гормли-Кипе, старый мешок с костями. Престарелая лягушка, жирная ящерица, давай квакай дальше!
Смргол рванулся вперед, и снова посох Каролинуса преградил дорогу.
— Терпение, — предупредил чародей.
Но старый дракон невероятным усилием воли уже пришел в себя. Тяжело дыша, он повернулся к Каролинусу.
— Что за всем этим стоит, колдун? — требовательно спросил он.
— Увидим.
Каролинус с остервенением трижды ударил посохом о землю. С каждым ударом весь холм сотрясался и шатался.
Высоко среди скал задрожал огромный валун и откатился в сторону. Джим затаил дыхание, а Секох вскрикнул от неожиданности.
Под валуном открылась дыра, из которой поднялась мясистая голова огромного слизня. На голове вздымались две пары рогов, желтовато-бурых при солнечном свете, а за головой показалось туловище в светлом панцире, пластинки которого закручивались наподобие спирали. Тварь наклонила голову и медленно, но неотвратимо поползла вниз по склону холма, оставляя за собой блестящий слизистый след.
— Пора… — дернулся рыцарь.
Но Каролинус покачал головой и снова стукнул посохом о землю.
— Выходи! — крикнул он, и его слабый, старческий голос пронизал дрожащий воздух. — Заклинаю тебя высшими силами! Выходи!
И тогда они увидели его.
Из-за нагромождения валунов показался голый сверкающий купол, покрытый гладкой кожей. Он медленно вздымался, пока не появились два круглых глаза, а под ними вместо носа — два отверстия, и все вместе выглядело как громадный череп, обтянутый толстой кожей. Поднявшись еще выше, эта чудовищная голова, напоминавшая пляжный баллон, явила взорам широкий безгубый рот, растянутый в идиотской ухмылке, с двойными рядами кривых желтых зубов.
Затем неуклюжим движением существо встало на ноги, возвышаясь над валунами по колени. Фигурой оно напоминало человека, но явно не было порождением человеческой расы. Ростом оно достигало добрых двенадцати футов. Вокруг обширной талии были обмотаны наподобие килта разномастные невыделанные звериные шкуры — но не этим оно отличалось от человека. Прежде всего у него не было шеи. Безволосая, безносая и безгубая голова размером с пляжный баллон покоилась прямо на мощных квадратных плечах, обтянутых серой корявой кожей. Из прямого, как дерево, торса торчали огромные, похожие на трубы руки. Колени прикрывал килт, а нижнюю часть ног загораживали валуны, но локти несуразно огромных рук напоминали чудовищные сдвоенные шарниры; руки были по всей длине одинаково толстыми, практически без запястий переходя в неуклюжие трехпалые ладони с одним торчащим в сторону пальцем, — пародия на человеческие руки.
В правой руке чудовище держало тяжеленную дубину, окованную ржавым металлом, и трудно было поверить, что даже такой гигант мог ею пользоваться. Тем не менее дубину существо держало с такой же легкостью, как Каролинус свой посох. Чудовище разинуло рот.
— Хэ! — произнесло оно. — Хэ! Хэ!
Звук был невероятный. Чудовище хихикало басом, если только можно вообразить такое сочетание. Тембр был ниже самого низкого оперного баса, но при этом явно исходил из глотки этого существа. Никакого чувства юмора в этом хихиканье не было и следа. Скорее, это напоминало обыденный звук, с которым человек откашливается. Издав такие звуки, существо замолчало, наблюдая круглыми водянистыми глазами за ползущим по склону гигантским слизнем.
Смргол испустил глубокий вздох.
— Да, — пророкотал он с какой-то печалью, словно говоря сам с собой, — этого я и опасался. Это огр.
В последовавшей за этими словами тишине Невилл-Смит спешился и принялся подтягивать подпруги.
— Ну-ну, Клариво, — тихим голосом успокаивал он коня, — все в порядке, малыш.
Все остальные смотрели на Каролинуса. Чародей оперся на свой посох и выглядел совсем стариком, а глубокие морщины на лице, казалось, стали еще глубже. Сначала он наблюдал за огром, но потом повернулся к Джиму и двум остальным драконам.
— Я все-таки надеялся, что до этого не дойдет. Тем не менее, — хрипло сказал он и махнул рукой в сторону наползающего червя, молчаливого Анарка и наблюдающего за всеми огра, — как видите… Мир почему-то не всегда движется так, как надо. Приходится его взнуздывать и направлять. — Он поморщился, вытащил флягу с чашкой и выпил очередную порцию молока. Уложив посуду обратно, он взглянул на Невилла-Смита, проверяющего оружие. — Предлагаю вам, рыцарь, заняться червем. Шансов мало, конечно, но это лучшее из того, что вам предназначено. Понимаю, что вы предпочли бы этого дракона-отступника, но червь представляет большую опасность.
— Его труднее сразить? — уточнил рыцарь.
— Его жизненно важные органы скрыты глубоко под панцирем, — объяснил Каролинус. — К тому же, будучи безмозглым, он продолжит сражаться даже после того, как получит смертельное ранение. Прежде всего срежьте ему глазные отростки, ослепите его, если сможете…
— Подождите! — внезапно воскликнул Джим. Все это время он прислушивался в полном замешательстве. Наконец он сумел выразить свои сомнения: — Что мы собираемся делать?
— Делать? — уставившись на него, сказал Каролинус. — Как — что? Сражаться конечно.
— Но… — с запинкой выговорил Джим, — может, лучше позвать кого-нибудь на помощь? То есть…
— Проклятие, сынок! — отозвался Смргол. — У нас нет времени! Как знать, что случится, пока мы будем искать помощи? Черт побери, Горбаш, сынок, с врагом сражаются, когда встретят его, а не назавтра или послезавтра.
— Совершенно верно, Смргол, — сухо заметил Каролинус. — Горбаш, вы недооцениваете положение. Отступая перед таким врагом, вы проигрываете, а он выигрывает. В следующий раз вероятность будет играть против нас.
Теперь все смотрели на Джима с любопытством. Он почувствовал, как взгляды словно вынуждают его к действию. Он не мог найти слов. Он хотел было сказать им, что он не боец, что он не знает, как вообще сражаются с такими врагами, что это не его дело и что он никогда не появился бы здесь, если бы не Энджи. Попросту говоря, он чисто по-человечески испугался и отчаянно пытался опереться на чью-нибудь поддержку.
— Что… Что требуется от меня? — спросил он.
— Как что? Сразись с огром, сынок! Сразись с огром! — прогремел Смргол. Великан на склоне холма, заслышав его, отвел взгляд от червя и уставился на Джима. — А я займусь этой поганью, Анарком. Наш георгий прикончит червя, а колдун защитит нас от вредоносных воздействий. И дело будет сделано.