Карпаты? Белуджистан? Когда разъяренные армии невидимых руваков, зануди и нюкталунов хрипят, сопят и буйствуют на улицах их собственного города? Они слепы, эти люди. Одержимые далекими войнами, они не видят кошмарного гнойника, готового лопнуть под самыми их носами. Они помешались настолько, что протестуют, невзирая на то что ряды их редеют, даже ночью, когда офисы закрыты и некому слушать их лозунги! Но время подходит, и скоро, очень скоро толпы тварей, превративших нижние эфирные слои Сан-Франциско в бушующий ад, перешагнут порог восприятия и предстанут перед ошеломленными взорами. И тогда… тогда…
Бои за территорию среди захватчиков почти завершились. Позиции заняты; союзы заключены. До первых нападений на местное население, по прикидкам Урниша, остались считаные часы. Возможно, в некоторых отдаленных районах это уже происходит.
Маргарет!
Наконец-то он засек ее образ! Далеко, далеко на западе, на самой окраине города. За Ван-Несс, за Филлмором, за Дивисадеро — да, это Маргарет, дракончик был уверен, этот алый мазок на чернильной дымке его вузуд-восприятия. Урниш сфокусировал и приблизил изображение.
«Угол Клемент-стрит и Двадцать третьей авеню», — сказал ему сенсор ориентации. Да, значит, она снова отправилась к тому самцу. К этому загадочному Другому, к которому она испытывает такие странные, непостижимо двойственные чувства.
Путешествие предстоит долгое, через полгорода.
Но выбора нет. Он должен быть рядом с ней.
Проход в смежный континуум по виражу шрил-кривой Урнишу ничего не стоил. Но путь вдоль и поперек улиц этого, не такого уж крупного, города представлял собой серьезное испытание для крохотного дракона.
Он столкнулся с проблемой ретроградной гравитационной дуги, без которой не мыслил себя этот мир: приходилось постоянно плести сеть компенсирующих заклинаний, чтобы справиться с силами притяжения. Потом нельзя было забывать об искажениях пиросферы, о чертовски перекрученных магнитных линиях, безустанно опаляющих сознание своим жгучим диссонансом. И эта перенасыщенная кислородом атмосфера… И еще…
Трудности возникали одна за другой. Лучшее, что он сумел придумать, чтобы приблизиться к цели, — это передвигаться маленькими прыжками-рикошетами, минуя несколько кварталов в один присест, стравливая меж собой узлы дестабилизации и накапливая ровно столько энергии, сколько требуется для следующего броска — очередного шага по намеченному маршруту.
Хлоп! — и он перескочил финансовый район, оказавшись почти у самой Маркет-стрит. Пара клыкастых джаганнатхов прервала смертный бой, ринувшись на проносящегося мимо дракончика, но он отогнал их шипением, рычанием и вспышками маленьких, но весьма эффективных молний и благополучно приземлился на светофор. Внизу небольшая группка людей маршировала кругами перед церковью с криками: «Свободу выбора! Женщина вправе распоряжаться своим телом!» Никто из них не заметил дракона. Бряк! — и Урниш двинулся дальше двумя диагональными рикошетами, оказавшись сперва на здании Оперы, из которого неслись режущие уши вопли, а затем на Кастро-стрит у Рынка, где пятьдесят или восемьдесят особей мужского пола размахивали плакатами и скандировали что-то о жестокости полиции. Полиции поблизости не наблюдалось, только дюжина голодных на вид калибарго, с трясущимися от предвкушения трапезы жвалами, с некоторым интересом следили за демонстрацией из-под навеса ближайшего кинотеатра.
Если бы только этот Сан-Франциско мог, когда придет время, направить всю свою энергию раздражения и злости на собственную защиту, подумал Урниш.
Чпок! — и он уже у Дивисадеро, где возле ресторана беснуются посетители, швыряя друг в друга тарелками, меню и пригоршнями еды. Дзинь! — дракон добрался до Геари и Аргуэлло. Бум! — он мчится вдоль Клемент-стрит к Пятой авеню. Здесь его задержало слабое землетрясение, колебания подземного мира, которые, кажется, ощутил лишь он; потом бац-бац-бац — тремя быстрыми скачками он перенесся на запад к Двадцать третьей авеню.
Здесь… здесь эманации Маргарет облагородили воздух. Он воспринимал ее импульсы всем своим существом, едва не лопаясь от радости.
Она здесь, сомнений нет.
Он устроился напротив дома человека-самца, уютно примостившись за пожарной колонкой. На улице не было никого, за исключением одинокого сердитого магога, шаркающего в сторону Урниша с явным намерением обсудить право обладания этим углом улицы. Однако времени на дискуссии у Урниша не было; он дематериализовал уродливого вонючку одной вспышкой сеппул-силы. В воздухе повисло омерзительное пятно. Затем, укрывшись в шаре зэбиль-силы и собрав остатки истощившейся в пути энергии, дракончик занялся извлечением Маргарет из чужой квартиры.
А она не желала выходить. Чем бы она там ни занималась, дело, похоже, всецело поглощало ее внимание. Урниша изумила и испугала мощность встреченного сопротивления.
Но он удвоил усилия, вычерпывая остатки энергии. Теперь он знал, что нападение субэфирных тварей неизбежно: счет идет уже не на часы, а, возможно, на минуты. Она должна быть дома, в безопасности собственной квартиры, когда вспыхнет конфликт. Иначе — парализовала его страшная мысль о немыслимом — как ему удастся защитить ее?
Маргарет… Маргарет…
Все, колодец потенциала осушен почти до дна. Зэбиль-сфера съежилась и истончилась. Он понял, что станет уязвим для любого случайного врага, который решится атаковать. Но улица все еще пустовала.
Маргарет…
Вот она наконец. Она появилась в ореоле света, льющегося из дверей дома напротив. За ней маячил самец, высокий, неуклюжий, излучающий грубую, агрессивную ауру, как раз такую, к каким Урниш питал отвращение. Маргарет задержалась на пороге, повернулась, улыбаясь, касаясь пальцами его руки, глядя на человека-мужчину так, что душа Урниша зарыдала. Аура Маргарет сияла в двух видимых и трех невидимых спектрах. Глаза ее сверкали. Урниш чувствовал, как из него выжимается вся влага его обожания.
Никогда. Никогда она не смотрела на дракона на книжной полке так. Миленькая, хитроумная, симпатичная, прелестная игрушка, но чтобы вот такими глазами, в которых заключена вся вселенная…
На миг он ощутил гнев. Нечто вроде того, что смертные называют ненавистью, потребностью отомстить, восстановить равновесие, нечто жалящее, развращающее, лишающее прав. Затем все прошло. Он был драконом, силой, а не каким-то там жалким порочным смертным. Он выше этого. И он любит ее.
«Довольно, — подумал он. — Довольно. Стоило лишь чуть-чуть побыть с ними — и в тебя просочилась их эмоциональная скверна. Время дорого».
— Идем, Маргарет, — пробормотал он, вложив в приказ всю свою мощь. — Идем немедля! Сейчас же, мигом, в безопасность!
Но ее последние секунды общения с самцом растянулись в вечность с половиной. Маленький дракон понимал, что истощает себя запредельно, но ничего не мог поделать. Дважды крохотные враждебные зубастики с мерцающими крылышками и полупрозрачными светящимися экзоскелетами пролетали мимо дверей, в которых она стояла, и дважды он, собрав крохи неуклонно убывающей энергии, обращал нежить в ничто.
— Идем!
Наконец-то пальцы ее оторвались от грубой кожи самца, Маргарет подарила мужчине еще один умопомрачающий взгляд и зашагала по узкой дорожке. Урниш мгновенно пристроился рядом, заключая женщину в сферу своего влияния, но оставаясь под прикрытием защитного шара. Она не должна видеть его — игрушку, милую забаву, хитрый механизм — здесь, так далеко от родимой книжной полки: она огорчится, узнав, что он проделал весь этот путь, чтобы найти ее, такой маленький и уязвимый. И даже не догадается, какой опасности он подвергался просто ради того, чтобы присмотреть за ней. Какая ирония: уязвима-то она, и все-таки это удивительное и прекрасное существо так беспокоится о нем!
Мир смертных колебался на грани, и все, что мог сделать сейчас Урниш, — это позаботиться, чтобы она добралась до своей квартиры, приглядеть за ней на пути через город, к Телеграфному Холму.
Невидимая для Маргарет, изверглась ночь.
Небо над Сан-Франциско обрело цвет кроваво-красных рубинов! Врата распахнулись настежь. Дракон ждал слишком долго. Крошечное отверстие превратилось в прореху, прореха — в брешь, брешь — в расселину, а расселина стала пропастью, когда разорвалась мембрана между смертным миром и чернотой, лежащей за его пределами. Небеса истекали кровью; визжащие демоны, оседлав алые лучи, неслись сквозь клубящиеся тучи вниз, вниз, вниз между громадами небоскребов.