Уилл прекрасно понимал ход мысли Дракона.
— Оставьте меня, — сказал он. — Ваша затея не приведет ни к чему хорошему и вашему делу не поможет.
Двое зеленорубашечников схватили его под руки и швырнули наземь перед Безымянным. Бывший друг Уилла опирался на деревянный костыль. Лицо его было искажено ненавистью, он смотрел на Уилла не мигая.
— Как мило с твоей стороны, что ты так заботишься о нашем деле, — сказал Безымянный. — Но вряд ли ты понимаешь, в чем заключается наше дело. А наше дело всего лишь вот в чем…
Он поднял руку и тут же быстро опустил ее, ударив Уилла по лицу. Что-то острое больно полоснуло по лбу и щеке.
— Льяндрисос, приказываю тебе умереть! — воскликнул Безымянный.
Зеленорубашечники, державшие Уилла за руки, отпустили его. Он отступил на шаг. Струйка чего-то теплого бежала по его лицу. Он дотронулся до лица рукой. Кровь.
Безымянный смотрел на него в упор. В руке он сжимал эльфийский камень, один из тех маленьких каменных наконечников, которые можно найти в поле после хорошего дождя. Уилл не знал, остались ли они от древних цивилизаций, или это обыкновенные камешки вдруг так переродились. Не знал он до сегодняшнего дня и о том, что если оцарапать таким наконечником человека и одновременно произнести его настоящее имя, то этот человек умрет. Но сильный запах озона, сопровождающий это смертельное волшебство, висел в воздухе, мелкие волоски на спине Уилла встали дыбом, в носу у него защекотало от жуткого сознания того, что едва не случилось непоправимое.
Потрясение на лице у Безымянного сменилось яростью. Он бросил наконечник на землю.
— Ты никогда не был моим другом! — гневно воскликнул он. — В ту ночь, когда мы смешали нашу кровь и обменялись истинными именами, ты солгал! Ты уже тогда был таким же подлым, как сейчас!
Это была правда. Уилл помнил то далекое время, когда они с Паком догребли на своих лодках до одного отдаленного острова на реке, наловили там рыбы, поджарили ее на углях, поймали черепаху и сварили из нее суп в ее собственном панцире. Это Паку пришло в голову поклясться в вечной дружбе, и Уилл, который мечтал иметь настоящего друга и знал, что Пак не поверит, что у него нет истинного имени, придумал его себе. Он был очень осторожен и предоставил своему другу первым назвать свое имя, так что потом он уже знал, что надо вздрогнуть и закатить глаза, когда называешь свое. Но ему было стыдно за свой обман, и он испытывал чувство вины всякий раз, как вспоминал об этом.
Даже сейчас.
Стоя на одной ноге, Безымянный выбросил свой костыль вперед и перехватил его за другой конец. Потом размахнулся и ударил Уилла по лицу.
Уилл упал.
Тут же набросились зеленорубашечники, стали бить и пинать его.
Уиллу на какой-то миг пришло в голову, что, если бы он сам пришел с ними, их было бы тринадцать — тринадцать человек, занятых одним делом. «Настоящий шабаш, — подумал он, — и я в роли наудачу выбранной жертвы, и жертвоприношение совершается при помощи пинков и тычков».
Потом не осталось ничего, кроме страдания и ярости, что росла в нем и выросла до таких размеров, что хоть она и не могла ослабить боль, но зато утопила в себе страх, который он испытал на секунду, когда понял, что сейчас умрет. Теперь он чувствовал только боль и удивление, вернее, огромное, поглощающее весь мир потрясение от того, что с ним может произойти нечто столь глубокое и значительное, как сама смерть. И еще примешивалось легкое недоумение: как это у Безымянного и его головорезов хватило сил довести придуманное для него наказание до самых ворот смерти и почти сделать решающий шаг за ворота. Ведь, в конце концов, они всего лишь мальчишки. Где они научились этому?
— По-моему, он мертв, — сказал голос.
Уилл подумал, что это, должно быть, Безымянный, но не был вполне уверен. В ушах у него звенело, а голос доносился очень-очень издалека.
И обутая в тяжелый ботинок нога напоследок ударила его по уже сломанным ребрам. Он судорожно втянул в себя воздух и еще больше сжался. Как несправедливо, что к той, и так уже невыносимой боли, что была, добавилась еще и эта!
— Вот, передай это своему Дракону, — произнес далекий голос, — если выживешь.
А потом — тишина. Наконец Уиллу удалось заставить себя открыть один глаз — другой заплыл — и убедиться, что он один. Выдался великолепный день, солнечный, но не жаркий. Над головой щебетали птицы. Нежный ветерок ерошил волосы.
Уилл поднялся и потащился обратно к Дракону, оставляя за собой кровавые следы и плача от ярости.
Поскольку Дракон не мог позволить войти ни одной из целительниц, Уилла врачевала одна девчушка, которой было велено высосать хвори из его тела, чтобы они перешли к ней. Он пытался остановить девушку, как только у него появились на это хоть какие-то силы, но Дракон пресек все попытки. Уиллу стало очень стыдно и тошно, когда он увидел, как девушка ковыляет прочь.
— Скажи мне, кто это сделал, — прошептал Дракон, — и мы отомстим.
— Нет.
Послышалось длительное шипение, как будто где-то глубоко в груди Дракона открылся клапан.
— Ты шутить со мной вздумал?
Уилл повернулся лицом к стене:
— Это мое дело, а не твое.
— Все, что касается тебя, — мое дело.
Слышалось постоянное тихое урчание, бормотание, гул мотора, который сходил на нет, как только человек переставал обращать на него внимание и прислушиваться. Отчасти это была вентиляционная система, потому что воздух внутри никогда не пребывал в покое, хоть иногда и казался каким-то пресным. Остальное — это голос самого Дракона, которым тот давал понять, что жив. Уилл прислушался к этим механическим звукам, гаснущим в глубине туловища тирана, и у него возникло видение — утроба Дракона без конца и края. Казалось, вся ночь уместилась в этом темном металлическом каркасе, она простиралась не вширь, а вглубь, нарушая все законы природы, звезды мерцали где-то на уровне дальних конденсаторов и бака с горючим, где-то там была и растущая луна, может быть застрявшая в редукторе.
— Я не буду говорить об этом, — уперся Уилл. — Все равно я ничего тебе не скажу.
— Скажешь.
— Нет!
Дракон замолчал. Кожаная обивка кресла слабо поблескивала в приглушенном свете. Уилл почувствовал боль в запястьях.
Исход был предрешен. Как бы Уилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла с подлокотниками, ожидавшими его запястий, чтобы вонзить в них свои иглы. Дракон проник в него, узнал все, что ему было нужно, и на этот раз выходить не стал.
Уилл шел по улицам деревни, оставляя за собой огненные следы. Его переполняла злоба сидящего в нем Дракона.
— Выходите! — ревел он. — Давайте сюда ваших зеленорубашечников, всех, или я сам за ними приду! Я обойду все улицы, все дома! — Он схватился за дверь одного из домов, дернул и сорвал ее с петель. Загоревшись, она упала на землю. — Здесь прячется Спилликин! Не дожидайтесь того, чтобы я сам пришел за ним!
Чьи-то руки, состоящие из одной тени, швырнули Спилликина лицом вниз под ноги Уиллу.
Спилликин был тощий как жердь, безобидный парень, который любил побродить по болотам. Он взвыл, когда огненная рука Уилла схватила его за предплечье и рывком поставила на ноги.
— Следуй за мной, — холодно приказал Уилл-Дракон.
Удвоенный гнев был так велик, что против него никто не мог устоять. Уилл раскалился, как бронзовый идол, за ним тянулся шлейф жара, сжигая на своем пути растения, опаляя фасады домов, охватывая пламенем волосы тех, кто не успевал убежать.
— Я — ярость! — кричал он. — Я — кровная месть! Я — правосудие! Утолите мой голод — или вас ждут мучения!