Седьмой рыцарь остановился и выслушал мою речь.
— Я не хочу убивать тебя, — сказал я. — Пожалуйста, уходи.
— Твоими устами говорит дьявол, ты искушаешь меня, хочешь, чтобы я забыл о долге! Мерзкая тварь! — завопил он и бросился на меня.
Конь седьмого рыцаря был лучше вымуштрован и не стал брыкаться, когда пламя лизнуло его в первый раз. Невинному животному я не желал смерти. Я дыхнул ему на ноги. Когда у него на шкуре опалились волоски — я почуял едкий запах паленой шерсти, — конь вздыбился, сбросил рыцаря и убежал. Рыцарь умудрился не упасть, а приземлился на ноги, может, оттого, что доспехи у него были легче, чем у всех остальных. Он выхватил меч.
— Неужели ты не хочешь избавить меня от необходимости тебя убивать? — спросил я.
— Дома меня называют трусом. Я хочу доказать, что это не так. Не смей больше со мной говорить!
— Тогда хотя бы скажи, как тебя зовут, чтобы я нацарапал твое имя на могиле.
— Молчи, змей!
И он бросился на меня. Так же как случалось и прежде, все человеческое покинуло меня, и я полностью превратился в дракона. Страшный зверь изрыгал пламя и обдавал рыцаря жаром. Но тот пробился через первую огневую преграду и нанес дракону удар по шее мечом. Чудище взбесилось, получив длинную, хотя неглубокую рану. Оно дышало огнем снова и снова.
— Погоди! — вскричал рыцарь, превратившийся в кучку осевшей на землю обожженной плоти. Меч давно выпал из его покалеченных рук, щит тоже горел поодаль, раскаленные доспехи жгли и терзали тело. — Подожди, — попросил пощады рыцарь, но он уже был так плох, что все равно не мог бы выжить.
Дракон не слушал рыцаря, но я, погребенный где-то глубоко в его чреве, услышал и попытался нас остановить. Только дракон не подчинился и выдохнул длинный столб пламени, который начисто сжег рыцарю лицо. Из разодранного горла вылетел и замер последний вопль поверженного врага. Дракон истоптал мертвое тело рыцаря — единственного, кому удалось ранить нас. Не много от него осталось, чтобы похоронить.
Восьмым рыцарем был мой отец. Он спешился и привязал коня на опушке леса. Может, он научился у всех предыдущих, чьих коней я заставил спасаться бегством. Он опасливо приближался, настороженно поглядывая на обуглившиеся пятна на земле. Потом собрался с духом и смело зашагал прямо ко мне.
— Вот я и нашел тебя здесь, среди моих земель! Ты, мерзкий змей! — крикнул он. — Я наслышан о том, какие опустошения ты учинил в мое отсутствие! Ты самая настоящая чума! Губитель доброго люда! Убийца лучших рыцарей королевства! Пришло время тебе расстаться с жизнью. — И он обнажил меч.
— Отец, — произнес я.
Он было отшатнулся и замешкался, но потом снова двинулся вперед.
Я опустил голову на лапы.
— Отец, — прошептал я, — я не хотел их убивать. Но они никак не желали уходить. Они не слушали меня. И потом я не мог с собой совладать. Если кто-то наносит удар, ты ведь тоже станешь защищаться?
В моем голосе слышалось шипение, из горла вырывался дым, но все же отец понял меня и остановился.
— Кто ты такой, змей, чтобы называть меня отцом? — вскричал он.
— Я Перри. Перегрин Твердыни Потерянной надежды. Сын твой. Пока ты был в отъезде, мачеха заколдовала меня и Мазери. Она захотела отделаться от нас, когда у нее появился собственный ребенок. Отец…
Сначала он ничего не сказал, а потом поднял забрало шлема и утер лицо тыльной стороной одетой в перчатку руки.
— Не дьявол ли смущает меня такими речами? — спросил он.
— О отец! Пожалуйста, поверь.
— Перри? — С лязгом железных доспехов он рухнул передо мной на колени. — Знаю, я слишком редко бывал дома, но как-никак в Тайной бухте промышляли разбойники, и пришлось отразить первую атаку и выстоять еще две. Геневра не присылала вестей, потому мы не спешили. Но, вернувшись домой, я вас не нашел. Она сказала, что отослала вас на воспитание ко двору. В деревне только и говорят что о драконе, который охотится на побережье. Рассказывают о рыцарях, которые отправились сразиться с ним и не вернулись, лишь кони их прискакали без седоков. Геневра не хотела, чтобы я шел сюда. Она сказала, что ты могучий дракон и убьешь меня. Она умоляла послать вместо меня воинов и говорила, чтобы они сражались с тобой копьями и стрелами с алмазными наконечниками. Только как мог я послать кого-то другого и запятнать свою честь? Перри!
Я взглянул на него. Он смотрел мне прямо в глаза, напряженно сведя брови:
— Ты правда мой сын? Или это всего лишь злой обман?
— Отец, — я снова опустил голову и закрыл глаза, — убей меня, если ты должен это сделать. Я постараюсь не биться с тобой. Если можешь, попроси жителей деревни не рыбачить в гавани. Мазери превратилась в макрель и лишь раз в неделю становится человеком и приходит ко мне. Если тебе нужны доказательства, приходи сюда в субботу и увидишь своими глазами. Но что бы ты ни делал, остерегайся мачехи. Не говори ей, что виделся со мной. У нее родился сын, и, может, теперь ты ей тоже не нужен.
Во время одного из еженедельных набегов на замок Мазери разузнала о нашем маленьком братце по отцу. Все говорили, что он славный мальчуган.
Опершись на меч, отец поднялся на ноги:
— Я обдумаю то, что ты мне рассказал. — Он снова утерся перчаткой. — Я так устал от битв.
Он повернулся и пошел назад, к своему коню, подвел его к поваленному дереву, сел верхом и уехал.
На следующий день из замка на крепком пони прискакал паренек, швырнул в моем направлении мешок и скорее помчался прочь, не успел я и слова молвить. Я подкрался к свертку и развернул его когтями. По запаху я уже знал, что там что-то очень вкусное. Копченый окорок. Такой же вкусный, как все то, что приносила мне Мазери. Я поел и остался доволен.
На следующий день тот же парень бросил мне мешок с жареными цыплятами, а через день — с жареной говядиной.
А еще через день настала суббота. Из воды вышла Мазери, оделась, как обычно, достала гребень и ведро и стала умывать и чистить меня.
— Перри, Перри, — говорила сестрица, — как прошла у тебя неделя?
— Отец вернулся, — поведал сестре я.
Она выпрямилась и перестала водить гребнем.
— Вернулся? — переспросила она.
— Он явился меня убить, но я заговорил с ним, и он ушел. Я рассказал ему, что ты приходишь ко мне. А как прошла неделя у тебя, сестрица? — так спрашивал я ее каждую неделю с тех пор, как снова смог говорить, и она неизменно пожимала плечами и говорила, что счастлива настолько, насколько возможно в нынешнем положении.
— Хорошо, — отвечала она. — Я вышла замуж.
Я поднял голову и повернулся к ней так, чтобы видеть ее обоими глазами:
— И кто же… За кого ты вышла, сестрица?
— Его зовут Силверфин, он подводный принц. Я должна тебе признаться, Перри, потому что не знаю, как долго смогу тебя навещать. У Силверфина при дворе есть волшебница, которая может навсегда превратить меня в рыбу. Муж очень беспокоится за меня оттого, что я так волнуюсь за тебя. — Сказав это, она прижалась к моему боку.
— Отец кормит меня, — сказал я. — Может, тебе уже можно за меня не волноваться.
— Меня беспокоит то, что ты забудешь о том, кто ты на самом деле.
— Может, это даже неплохо. Наверное, для меня лучше насовсем потерять в себе человека. Тогда меня не будет волновать то, что однажды явится рыцарь и убьет меня.
— Не говори так.
Она водила гребнем, возвращая мне воспоминания. Я припомнил вкус леденцов на ярмарке в честь сбора урожая в тот день, когда мне разрешили полить яблони во фруктовом саду вином, чтобы они порадовались вместе с нами и на следующий год дали хороший урожай. И запах воска, когда мы вечером зажигали первые свечи и усаживались у матушкиных ног, готовясь слушать, как она нам почитает после ужина.
— Тебе нельзя забывать о том, кто ты, — нежно напевала мне Мазери. — Никогда не забывай об этом.
Только сама-то она собралась позабыть. И решила позволить волшебнице навсегда оставить ее в новом теле и тем самым потерять себя. Так ради чего мне не забывать в себе человека?
Я услышал лязг железа и почуял запах дыма, болот и пота, возвестившие о приближении отца. Мазери всполошилась и вскочила. Я удержал ее когтем за лодыжку.