Бывалые стражники живо привели капитана в состояние, пригодное для членораздельной беседы. Его хриплые вопли наверняка отбили аппетит у многих постояльцев «Ока Дракона», но, так или иначе, вскоре он был вполне способен отвечать на вопросы.
– Сегодня после полудня ты арестовал офицера. За дезертирство. Припоминаешь?
Капитану пришлось сегодня иметь дело со множеством офицеров… он человек занятый, а они все так похожи… Гакхан кивнул своим драконидам, и они снова взялись за дело.
Капитан взвыл от боли. Да, да!!! Он припомнил!!!.. Только там был не один офицер, а два…
– Два? – у Гакхана загорелись глаза. – Опиши второго!
– Человек… здоровый такой… ужас какой здоровый, латы чуть не трещали. Они вели пленников…
– Пленников? – раздвоенный язык так и заметался в зубастой пасти Гакхана. – Опиши!
Капитан с готовностью повиновался.
– Женщина, рыжая такая, титьки как у…
– Дальше! – рявкнул Гакхан. Его когтистые лапы дрожали. Он зыркнул на сопровождающих, и те еще разок как следует тряхнули капитана. Всхлипывая и захлебываясь словами, одноглазый принялся описывать остальных.
– Кендер, говоришь? – повторял Гакхан. Ему не стоялось на месте от возбуждения. – Продолжай! Как-как? Седобородый старик?.. – Он озадаченно замолчал. Неужели старый маг? Нет, вряд ли они взяли бы старого, впавшего в детство дурня на такое важное и невероятно опасное дело. Но если не он, тогда кто? Какой-нибудь случайный попутчик?.. – Поподробнее о старике! – велел Гакхан капитану.
Одноглазый лихорадочно рылся в памяти, затуманенной винными парами и болью. Старик… ничего особенного… белая борода…
– Сутулый? – нетерпеливо подсказывал Гакхан.
Нет, не сутулый. Высокий, широкоплечий… голубоглазый… Странные такие глаза… Капитан готов был потерять сознание. Гакхан сгреб его за шею и хорошенько сдавил.
– Глаза!
Капитан с немым ужасом смотрел на драконида – Гакхан медленно выдавливал из него жизнь. Потом он с трудом прохрипел несколько слов…
– Молодые глаза! Слишком молодые глаза! – в восторге повторил Гакхан. – Где эти люди?
Выслушав ответ капитана, он с силой отшвырнул одноглазого прочь. Раздался треск.
Вихрь набирал силу. Гакхан чувствовал, как его возносит все выше. Одна-единственная мысль била драконьими крыльями у него в мозгу. Покинув палаточный городок, Гакхан кинулся со своими подручными прямиком в храмовые подземелья…
Вечный Человек! Вечный Человек! Вечный Человек!..
7. ХРАМ ВЛАДЫЧИЦЫ ТЬМЫ
– Тас!
– Отвяжись… больно…
– Знаю, Тас, но ничего не поделаешь, надо. Открой глаза, Тас! Пожалуйста!..
Назойливый голос, полный страха, немного разогнал болезненный туман, окутавший сознание кендера. Какая-то часть его разума буквально криком кричала, требуя, чтобы Тас немедля очнулся. Другая же часть стремилась соскользнуть обратно в темноту. Правду сказать, там, в темноте, было мало хорошего, но все-таки там не было боли, которая, он знал, только и дожидалась момента, чтобы…
– Тас! Ну Тас же!..
Чьи-то руки трепали его по щекам. Голос, сиплый от сдавленного ужаса, продолжал шептать его имя. И кендер понял, что выбора у него не было. Хочешь не хочешь, приходи в себя, и точка. А кроме того, добавляла беспокойная часть его рассудка, если будешь валяться – как раз и пропустишь что-нибудь интересное!
– Благодарение Богам… – выдохнула Тика, когда Тассельхоф наконец-то широко открыл глаза и уставился на нее. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, премерзко, – хрипло ответил Тас, пытаясь приподняться и сесть. Как он и предвидел, боль только этого и дожидалась. Она выскочила из какого-то темного угла и накинулась на него. Тас со стоном схватился за голову.
– Бедненький… – Тика погладила его по волосам.
– Я знаю. Тика, ты хочешь как лучше, – ответил страдалец, – но можно тебя попросить… не надо меня гладить. Меня от этого точно гномы молотками…
Тика поспешно отдернула руку. Кендер огляделся по сторонам, насколько вообще это было возможно с одним глазом – второй заплыл наглухо.
– Где это мы?..
– В храмовых подземельях, – негромко ответила Тика. Тас, сидевший с нею рядом, чувствовал, что ее так и трясло от страха и холода. Оглядевшись, он сразу понял причину: его и самого передернуло. С тоскою припомнил он добрые старые времена, когда слово «страх» ему было неведомо. Ему, кендеру, следовало бы теперь с ума сходить от восторга и любопытства. Он ведь оказался в совершенно незнакомом месте, причем наверняка полном потрясающих диковин, только и ждущих, чтобы их оценили…
Но теперь он знал, что здесь таилась также и смерть. Смерть и страдание. Слишком многим уже довелось их вкусить. Мысли его невольно обратились к Флинту, Стурму, Лоране… Что-то переменилось в нем. Никогда уже он не будет таким, как остальные его соплеменники. Он познал горе, а с ним и страх: страх не за себя – за других. За тех, кого он любил. И Тас непоколебимо решил: лучше уж он погибнет сам, чем позволит умереть еще кому-нибудь, кто был ему дорог.
Ты выбрал темный путь, но у тебя хватит мужества пройти его до конца. Так сказал ему Фисбен.
Неужели действительно хватит, спросил себя Тас. Как-то не верится… Он тяжело вздохнул и уткнулся в ладони лицом.
– Не смей, Тас! Слышишь, не смей!.. – тотчас же затрясла его Тика. – Не вздумай помирать, ты нам нужен!
Он сделал усилие и поднял больную голову.
– Да я в порядке, – выговорил он тупо. – А где Карамон с Беремом?
– Вон там, – Тика ткнула пальцем в дальний конец камеры. – Нас заперли всех вместе, пока кто-то там не придет и не решит, что с нами делать… Какой молодец Карамон! – добавила она гордо, бросив восхищенный взгляд на богатыря, который, устроившись в уголке, всем своим видом изображал оскорбленное достоинство: поместить его, офицера, в одном каземате с «пленниками»!.. Потом на лицо Тики снова легла тень страха. Она притянула Таса к себе: – Ох, боюсь я за Берема… Он, по-моему, с ума сходит!
Тассельхоф быстро глянул на Вечного Человека. Тот сидел на холодном и грязном каменном полу, устремив взгляд в пространство и склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Фальшивая борода, изготовленная Тикой из козьей шерсти, свалялась и местами вылезла. Вот-вот отвалится, испуганно сообразил Тас и поспешно оглянулся на дверь.
Подземелья представляли собой сложную систему коридоров, выдолбленных в скальном основании Храма. Коридоры расходились во все стороны из одного центра, в котором помещалась караульная – небольшая круглая комната под винтовой лестницей, выходившей на первый этаж собственно Храма. В караульной, за облезлым столом, под чадившим на стене факелом сидел крупный хобгоблин. Он невозмутимо жевал краюху хлеба, запивая ее чем-то из большого кувшина. Над его головой висело проволочное кольцо с ключами: вероятно, хобгоблин был главным тюремщиком. Он не обращал на спутников никакого внимания, а может, смекнул Тас, как следует и не видел их, – в подземельях было темновато, а камера находилась в доброй сотне шагов от него.
Осторожно подобравшись к двери, Тас выглянул между прутьями, стараясь рассмотреть, что там в глубине коридора. Послюнив палец, он поднял его над головой и решил, что коридор вел на север. Вонючие факелы коптили и трещали в сыром воздухе. Обширная камера неподалеку была битком набита драконидами и гоблинами, видимо, отсыпавшимися после буйной попойки. В дальнем конце коридора виднелась массивная железная дверь. Она была слегка приоткрыта. Тас напряг слух и расслышал доносившиеся из-за двери голоса, тихие стоны. Другое отделение подвалов, вспомнив о своем прошлом опыте, рассудил Тас. Наверное, тюремщик оставил дверь приоткрытой, чтобы слушать в промежутках между обходами, не бунтуют ли узники.
– Ты права. Тика, – прошептал Тассельхоф. – Мы тут вроде как в камере предварительного заключения – ждем, пока нами распорядятся!
Тика кивнула. Блеф, предпринятый Карамоном, может, и не вполне одурачил охранников, но охоту к поспешным решениям у них все-таки отбил.