Ворон улыбнулся:
— Нет, ваше величество, это не так. Вы следили за тем, что я делал, и поняли, что моя миссия гораздо важнее меня самого. Если бы вы спросили, я сказал бы вам то же самое. Лучше час сражаться с Кайтрин, чем тысячу часов пытаться защитить мое доброе имя.
Уилл непреклонно покачал головой:
— Вы увиливаете, вы оба увиливаете. Зло есть зло. Причинить вред Хокинсу означает помочь Кайтрин. Кайтрин — зло, значит, причинить вред Хокинсу — тоже зло. И никакими вежливыми словами этого не изменишь.
В голосе Августа послышались раздраженные нотки:
— Значит, это я — зло, и меня можно сурово судить за это? Да, Уилл, ты вправе иметь такое мнение обо мне, но как бы ты меня ни судил, я осуждаю себя еще более сурово. Утешает меня одно: я понимаю, что борьба с Кайтрин — это лучшее, на что я способен. В этом я не признаю никаких компромиссов. Хокинс может простить меня, а может и не простить. Я могу исправить его положение или нет. Но вот что касается борьбы с Кайтрин, тут никаких «или» для меня быть не может. Это ни в коем случае не безупречное решение, но лучшее — в сложившихся обстоятельствах.
На мгновение Уилл заколебался. Он был возмущен тем, как король обходится с его другом, и испытывал страстное желание выплеснуть это свое возмущение — вопреки тому, что рассуждения Августа казались ему логичными. Хотя… если я так поступлю, то буду не лучше всех этих королей, из страха допустивших уничтожение Хокинса. От этой мысли все внутри у него сжалось и во рту возник мерзкий кислый вкус.
Уилл вздохнул:
— Что касается борьбы с Кайтрин… тут вы правы. Хотя это не означает, что с Вороном поступили правильно.
— Нет, не означает, и мы найдем способ исправить содеянное. Если мне придется разорить Альциду, чтобы расплатиться с бардами за песни, в которых позор Хокинса был всего лишь ловушкой, в которую угодила Кайтрин, так я и поступлю, — король печально улыбнулся. — Это если мы победим ее. Если же нет, тем, кто останется в живых, будет все равно, и им останется петь песни лишь о страданиях, выпавших на их долю.
ГЛАВА 17
Шагая по заснеженным улицам Мередо, Керриган Риз вздрагивал, но не от зимнего холода. Погода, как это ни удивительно, казалась ему бодрящей; в голове прояснялось, что сейчас было жизненно необходимо.
Встреча с магистром Сиреттом Каром произошла около двух недель назад, а сегодня утром он получил приглашение в вильванское консульство, составленное в самых вежливых выражениях. Защитные печати на нем были сконструированы хитроумно и с особой тщательностью. И, без сомнения, к их созданию приложил руку магистр, долгие десятилетия обучавшийся на Вильване. Судя по «почерку» заклинаний, это не был кто-то из бывших наставников Керригана, хотя молодой маг не сомневался, что при встрече узнает этого человека.
Он попытался обсудить приглашение с Уиллом, когда тот вернулся из тюрьмы после разговора с Вороном, но уж очень парнишка был раздражен. Уилл немедленно поинтересовался, почему человек, пославший записку, не просто подписался, а вместо этого ударился во всякие ухищрения, словно пытаясь что-то скрыть.
Керриган не совсем понял, что имел в виду его юный друг, и попытался объяснить, что в царстве магии даже имена имеют силу. Для мага подписываться своим именем очень опасно. Если он называет кому-то свое подлинное имя, это признак величайшего доверия, поскольку другой маг, используя это имя, может создать против особо доверчивого коллеги заклинания невиданной мощи.
Однако Уиллу явно не хотелось во все это вникать, и он просто ушел к себе. Резолюта или Дрени Керриган найти не смог; Ломбо и Квик, конечно, выслушали бы его, однако вряд ли могли посоветовать что-нибудь стоящее. Ломбо, которому не дали возможности прикончить мага, теперь рыскал по всему городу в поисках других жертв и сейчас, по этой же причине, отсутствовал, а сприт просто… ну, капризничал.
Керриган чувствовал, что разрывается между двумя противоречащими друг другу идеями. Орла советовала ему держаться подальше от Вильвана, и он очень серьезно отнесся к словам наставницы. Она утверждала, что есть люди, которые могут пожелать уничтожить его из страха перед его могуществом. В последнее время молодой маг начал постепенно осознавать, что и впрямь очень силен. На Вильване, в постоянной изоляции, у него не было шанса оценить масштаб своих возможностей. Однако магистра Сиретта его способности удивили, он — магистр! — признался, что не в силах принудить Керригана к чему бы то ни было. И вот тут Керриган начал медленно соображать, что же на самом деле видят в нем другие.