— Могу я узнать, о чем идет речь? — спросила она.
— Нет, — безразлично ответил Куайсин. — Мы немного отдохнем, пока ты наносишь на карту новые глубоководные течения, а потом продолжим исследования.
— Отлично, — согласилась пожилая эльфийка. — Надо как можно тщательнее изучить окрестности Доброй Обители.
— Нет. Раз уж подводные течения так стремительно меняются, а морские жители начали мигрировать, нам придется продолжить выяснение причин этих явлений.
— Мы и так их знаем, — отрывисто произнесла Велоксуа. — Три луны вернулись в небеса после сорокалетнего отсутствия. Одного этого более чем достаточно, чтобы повлиять на все течения.
— Если бы дело было только в этом, — пробормотал Куайсин. — Но мне кажется, что здесь есть что-то еще.
— Что еще? — спросила Велоксуа и недоверчиво поджала губы.
— Надо подняться на поверхность, — предположил старик, — и посмотреть.
Велоксуа очень старалась быть как можно более осторожной, нанося на кожу Маленького Тирана новые линии острыми иглами морского ежа. Снадобье, приготовленное Бризис, значительно облегчало боль, но молодая эльфийка все же держала голову дельфина в своих руках и успокаивала его тихой колыбельной все то время, пока Велоксуа продолжала свою работу. Веки дельфина были наполовину закрыты, он лежал совсем спокойно и даже задремал, мечтая о зеленых просторах океана и огромных косяках рыбы.
Маленький Тиран в экспедиции имел особое, возможно, самое большое значение. Как и всякий тупоносый серый дельфин, выведенный и взращенный Даргонести, он мог опускаться в глубокие воды Истара и Водомира и проводить там по нескольку дней, не поднимаясь на поверхность. Даргонести были очень привязаны к этим существам и относились к ним скорее как к детям, нежели как к домашним животным.
— Еще немного, — сказала Велоксуа. — Надо промыть кожу дельфина…
— Кожу Маленького Тирана, — поправила Бризис. — Он не просто твое полотно или инструмент. Он живой.
Этот спор продолжался давно. Резкий ответ был уже наготове у Велоксуа, но она сдержалась. Это удивило Бризис.
— Я знаю, знаю, — прошептала Велоксуа, прикладывая к обработанным участкам кожи пучки оборванных щупалец медузы.
Их сок должен был впитаться в кожу и выделить шрамы, чтобы детали карты проявились более отчетливо.
— Тогда почему ты продолжаешь называть его просто дельфином? У него есть имя.
Велоксуа взглянула прямо в глаза Бризис:
— Дельфины — преданные нам животные.
— Да, это так.
— И какова его роль в этой экспедиции?
— Служить живой картой и проводником в тех районах, которые он посещал.
— Мы и сами можем с этим справиться, — сказала Велоксуа. — И можем нанести карту на очищенную шкуру тюленя и унести в своих сумках.
— Но если с нами что-то случится, — заметила Бризис, — карты пропадут вместе с нами. А дельфины обучены в таких случаях возвращаться домой. По крайней мере, наша миссия будет выполнена.
— Но этот дельфин больше верен тебе, чем экспедиции.
— Ты так считаешь?
— Я считаю, — продолжала Велоксуа, — что, если опасность будет грозить мне, Маленький Тиран без колебаний уплывет. Он не любит меня. Я в этом совершенно уверена, но ты… Ты относишься к нему с любовью. Хоть это и свидетельствует о лучших чертах твоего характера, но делает экспедицию уязвимой.
Бризис нерешительно взглянула в глаза дельфина. В ответ Маленький Тиран что-то весело пропищал.
— Да, он любит меня, — признала Бризис.
— А дельфины очень преданные животные, — повторила Велоксуа. — Если тебе будет угрожать опасность, он может пренебречь целями экспедиции и остаться с тобой. Он не поспешит вернуться, как должен был бы сделать, особенно если ты будешь продолжать баловать… это животное и потакать ему.
Бризис ничего не ответила, а Велоксуа, надо отдать ей должное, не стала продолжать нравоучения, даже не позволила себе усмехнуться. Спустя несколько минут она убрала свои иглы в чехлы из китовой шкуры и спрятала их в полую кость, где уже лежали свернутые карты — копии экземпляров из большой библиотеки Водомира, выполненные составом из скорлупы морского ореха и глины, которым пользовалась и Велоксуа, когда делала рисунки и записи на шкурах выдры или тюленя. Наружный чехол из очищенной и размягченной рыбьей кожи надежно защищал карты от воздействия морской воды.
— Ну, вот почти и все, — сказала старшая эльфийка. — Начнем урок.
Бризис пригнулась к маленькому ушному отверстию дельфина и издала серию отрывистых звуков, а Велоксуа в это время проводила рукой по свежим шрамам. Таким образом Маленький Тиран получал представление о соответствии слова определенному участку тела и запоминал местонахождение объекта в океане.
— Это новое течение, — сказала Бризис. — Мы назвали его «Ледяное Копье».
Дельфин, довольный оказанным вниманием, пронзительно пискнул.
— Это новое течение, — повторила Бризис. — Называется «Ледяное Копье»…
Бризис и Велоксуа поднялись на поверхность океана и нарушили границу между водой и небом. Поджидавший их Куайсин жестом указал на опускающееся солнце и дал понять, что они должны молча наблюдать закат. Обе эльфийки повиновались и стали смотреть на небо, не до конца понимая, зачем они это делают. Где-то под ними весело резвился Маленький Тиран.
Надводный мир всегда удивлял Бризис незнакомыми ощущениями. Ей не нравилось, когда от высыхающей соли начинало покалывать кожу. Неудобно было все время дышать ртом и держать жаберные складки плотно закрытыми. А еще Бризис огорчала невозможность взлететь в небо или хотя бы прикоснуться к нему. При всей своей кажущейся бесконечности океан был ограничен и окружен пустыми бескрайними небесами. Ничего удивительного, что обитатели суши утратили веру в Богов, когда исчезли все три луны. В их уродливом мире не осталось ничего, что постоянно напоминало бы о величии мироздания. Даргонести никогда не теряли веру. Да и как они могли? Они каждый день плавали в крови своих Богов и не переставали удивляться ее цветущему изобилию.
— Солнце почти село, — сказал Кайсин. — Посмотрите на горизонт.
Бризис и Велоксуа вгляделись в темнеющее небо и солнце, исчезающее в море за горизонтом. Старшая эльфийка глубоко вздохнула, а младшая дивилась алому сиянию. Оно распространилось повсюду, размыло линию горизонта и окутало поверхность океана. Никогда раньше она не видела такого красного цвета. Подводный мир изобиловал различными оттенками пурпура, но Бризис впервые наблюдала настолько глубокий и яркий алый свет, распространившийся в воздухе.
Даже после того, как солнце целиком погрузилось в воду и ночь вступила в свои права, красное сияние, хоть и сильно потускневшее, осталось на горизонте. Кровавый сумрак не хотел уступать ночной тьме.
Бризис, с трудом подбирая слова, заговорила первой:
— Как может свет быть таким…
— Захватывающим зрелищем? — подсказал Куайсин. — Это вечная красота, но и предвестник грядущей трагедии.
— Как это? — спросила Велоксуа и добавила: — А нельзя ли обсудить это под водой?
Куайсин в последний раз окинул взглядом горизонт и нырнул. Бризис и Велоксуа, радуясь возвращению в привычную стихию, последовали за ним. Они погружались все глубже, оставляя позади напоминание о границах и пределах своих возможностей. Вскоре к ним присоединился Маленький Тиран, занял место рядом с Бризис и игриво ткнул ее носом.
— Мы говорили о красном небе, — напомнила Велоксуа.
— Мне дважды приходилось видеть такое красное небо, — сказал Куайсин. — Впервые — когда началось извержение трех огромных вулканов, известных под названием Лорды Рока, и второй раз — когда Великая Драконица Малистрикс расколола Добрую Обитель глубокими трещинами.
— А что означает красное небо? — спросила Бризис.
— Оно говорит о том, что мир ранен и истекает кровью, — ответил пожилой эльф.
— И тогда появляется предсмертный холод?
— Конечно, — сказала Велоксуа. — В лето, предшествующее извержениям, закаты становились все более красными, а небо — холодным, и от него стали холодными воды океана… словно он был на пороге смерти. Мелкие течения замедлили свой бег, хотя глубокие потоки остались такими же сильными.