— У него, — бодро подтвердил я.
— Так давай, значит… завтра ближе к вечеру… позвони, может, пару часов для тебя выкрою…
И в трубке зазвучали короткие гудки. Я опустил трубку на рычаг и посмотрел в ждущие Толькины глаза.
— А случилось то, мой дорогой друг, что… Алмазный фонд ограбили!…
— Что взяли?! — немедленно поинтересовался этот «акула пера».
— Откуда ж я знаю?! — усмехнулся я в ответ. — Думаешь Маратыч вот так запросто мне все и рассказал. Нет, он проговорился, что очень занят, потому как готовит пресс-релиз, но, конечно, не сказал, по какому случаю, это уж я сам допетрил… из его оговорок да проговорок!
— Та-а-а-к! Что же делать?! — Корсаков энергично потер пальцами лоб, надеясь, видимо, этим способом вызвать приток гениальных мыслей.
— Что делать, что делать… — передразнил я его. — В Кремль ехать. Может, на месте что выясним!
— Да кто ж нас туда пустит?! — воскликнул Толька, возмущенный моей простотой.
— А ты думаешь, Кремль закрыт? — удивился я.
— Да не Кремль — выставка Алмазного фонда! — еще больше возмутился мой старший товарищ.
— Давай-ка доберемся до Кремля, а там видно будет, — миролюбиво предложил я.
Толька несколько ошарашенно посмотрел мне в лицо, явно удивленный моим провинциальным нахрапом, и вдруг согласился:
— А поедем!…
Машина у Корсакова была, мягко говоря, очень… б/у — вконец раздолбанная «пятерка», но водил ее Толька по-московски, классно, так что, несмотря на жуткие дневные пробки, мы были у Кутафьей башни Кремля уже через полчаса.
На территорию Кремля мы прошли совершенно беспрепятственно, а вот дальше начались некоторые трудности. Но у Корсакова проснулся журналистский азарт, на который наложилась московская наглость. В кассах Оружейной палаты и Алмазного фонда нам коротко сообщили, что посетителей на выставку Алмазного фонда не пускают, так как там сейчас происходит… смена экспозиции.
— Так!… — ответил Толик сам себе на некий невысказанный вопрос и направился прямиком к входу в эту самую экспозицию. В дверях нас встретил милиционер в отутюженной форме, чине старшего лейтенанта и явно не москвич. О последнем обстоятельстве я догадался сразу же, как только Корсаков завел со стражем порядка разговор.
— Добрый день, лейтенант, — напористо поздоровался Корсаков, понижая служивого в чине, — Эксперт-криминалист еще не выходил?!
Старлей как-то косо посмотрел на моего товарища, видимо не понимая истоков его осведомленности, и нехотя ответил:
— Никто не выходил…
— Ну уж так и никто?! — нагловато улыбнулся Толька. — Степан Сергеевич наверняка уже уехал…
— Какой Степан Сергеевич? — удивленно переспросил милиционер.
— Как это какой? — в свою очередь удивился Толька. — Разве следствие ведет не Шумский Анатолий Федорович? — И, на секунду задумавшись, как бы про себя добавил: — Или это дело Страшнову поручили?…
Милиционер здорово растерялся от такого обилия незнакомых терминов и солидных имен, с уверенностью называемых удивительно раскованным типом в штатском.
— Ну, я не знаю… — неуверенно протянул он. — До меня вроде бы человек пять приезжало, а с тех пор, как я заступил, прибыло два генерала, полковник и трое в штатском… А вот кто из них Анатолий Федорович или Степан Сергеевич, я не знаю…
— Но полковника Саленко ты хоть знаешь? — повысив голос, возмутился Корсаков.
В этот момент я решил немного помочь столичной журналистике. Чуть напрягшись, я мысленно слегка толкнул сознание бедного старшего лейтенанта, и тот немедленно вспомнил.
— Ну! Конечно, знаю… Сергей Маратович!
Говорил он очень уверенно, но в глубине его глаз таился вопрос к самому себе: «Откуда же это имя мне известно?…»
— Так вот именно Сергей Маратович и посоветовал нам разыскать Анатолия Федоровича — ведь это ему поручено расследование ограбления?!
Тут молодой старший лейтенант просто испугался. Заметно побледнев, дрогнувшим голосом он переспросил:
— С чего это вы взяли, что здесь произошло ограбление?… Какое здесь может быть ограбление?… Вы что, шутите?!
— Ладно, мы не собираемся обсуждать эту тему!… — резко махнув рукой, оборвал его Толька. — Ты скажи, как нам отыскать Шуйского, и больше к тебе вопросов не будет!…
Старший лейтенант чуть было не сказал, что в помещение выставки никого пускать не велено, но я снова слегка толкнул его сознание, и вместо приготовленной отповеди он неожиданно для самого себя брякнул:
— Они все сейчас в первом зале… Но скоро должны выйти… Там и смотреть-то особенно не на что…
Тут он огромным усилием воли заставил себя замолчать, удивленно похлопав ресницами.
— Ну и прекрасно! — с воодушевлением воскликнул Толик. — Мы сами их найдем, можешь нас не провожать!…
Ухватившись за мой рукав и бросив, как само собой разумеющееся: «Это со мной…» — он потянул меня внутрь помещения.
За нашими спинами раздалось слабое, растерянное «э-э-э…», но мы, бравые журналюги, даже не оглянулись на оболваненного милицейского офицерика. Уже в темноте коридора я едва слышно поинтересовался:
— А если следствие ведет не Шумский, что мы будем делать?
— Да не знаю я никакого Шумского-Мумского… — пробормотал в ответ Корсаков. — Просто назвал первую пришедшую в голову фамилию, чтобы казаться осведомленным!…
«Вот так действуют московские журналисты! — восхищенно мелькнуло в моей голове. — Будет о чем написать в моей милой провинциальной газете!»
Между тем темный коридорчик кончился солидной дверью, но между нею и косяком наличествовала вполне достаточная щель, — достаточная для того, чтобы слышать, о чем говорили в комнате. А разговор этот был весьма интересен!
— …этого просто не может быть! — не громко, но очень авторитетно гудел явно начальнический баритон. — Нет в криминалистической практике случаев, чтобы грабитель не оставил ну совершенно никаких следов!…
— И тем не менее, генерал, это так, — ответил баритону усталый и какой-то безразличный тенорок. — Мои специалисты осмотрели все помещение выставки очень внимательно и… ничего не обнаружили… А я своим специалистам вполне доверяю…