— Мне-то откуда знать, — пожал тогда плечами Чарли. — Хотя… у мамы был жених до того, как она вышла замуж за отца. Скандал был… Билл рассказывал, что, когда он был маленьким, ещё гремело. Когда я — уже нет, так что не скажу, правду он говорил или смеялся.
Что-то угораздило меня ляпнуть, что Рон обязательно окольцует Гермиону. Чарли тут же выразил сомнение, мол, он, конечно, очень любит своего брата и уважает его сильные стороны, но такое ему вряд ли под силу, ты уж прости, Мариан. У столь правильных девушек всегда тяга или к плохим парням, или к чему-то такому же правильному, как они сами.
— К стулу Министра магии, — ответила я.
— Да не может такого быть, — сказал Чарли.
Так спор и начался. Я вывалила всю имеющуюся у меня информацию, замолчав многое, чтобы не было уж слишком подозрительно, Чарли, загоревшись «моими фантазиями», всё записал и сунул куда-то торопливо вырванный из до того мирно лежащей тетради лист бумаги.
За два года после битвы за Хогвартс успело произойти множество вещей: вылупились те драконята, которых я грела собственным пламенем, и оказалось, что огонь у них ещё горячее и сильнее, чем у других — я думала, всё дело в том, что моя магия была чуть изменённой; Драко вернулся в Англию и начал медленное восхождение вверх по карьерной лестнице — хотя, учитывая многие факторы, это было ещё очень быстро; Гарри с Роном поступили в аврорат в качестве стажеров, по блату или действительно пройдя все экзамены — уж не знаю. Мы с Чарли за эти два года окончательно начали встречаться: в начале, будем честны, это всё больше походило на дружеские посиделки.
А за семнадцать лет успело произойти ещё больше: Драко всё же женился; Гермиона невообразимым образом (магглорождённая!) выбилась в Министры магии и начала проталкивать свои законы; Рон жил счастливой холостяцкой жизнью; близнецы Уизли расширили свой магазин на ещё один отдел для разного рода девчачьих-мистических товаров, которые пользовались большим спросом, и подсказали им это, конечно же, близняшки Патил; Гарри очень внезапно и очень сенсационно сделал предложение Джинни, чуть ли не за неделю до этого ушедшей из квиддича; Снейп успел давно и прочно уйти на заслуженную пенсию со своим орденом Мерлина, который был ему вряд ли нужен. Я с Чарли успела пережить некоторое количество ссор и скандалов, разрыв отношений (на долгие восемь месяцев) и целых трёх всё таких же «бракованных» хвосторог, которых называли каждый раз одинаково, только прибавляя к имени цифру.
Теперь с нами жил Найт Четвёртый.
Жизнь была обычной, но не скучной, потому как таковой она не может быть по определению, если вы не социопат и не в депрессии. Что самое главное, как мне признавалась Гермиона, с которой встречаться и переписываться стало куда как сложнее, — она была настоящим трудоголиком и ночевала на работе, — так это то, что не было войны.
— Ты застала битву за Хогвартс, но и она вряд ли оставила тебя равнодушной. Кто-то был в Хогвартсе всё это время, и там было ужасно. Кто-то сидел в подполье, как Орден Феникса, и это было ещё хуже: они ведь даже ничего делать не могли, даже протестовать, пусть и слабо, как в Хоге. В школе тебя жестоко наказывали, а за её стенами убивали, — она вздохнула, стряхнула пепел с сигареты. Кто бы мог подумать, что к четвёртому десятку лет правильная Гермиона Грейнджер начнёт курить самые обычные сигареты? Зато сколько волшебников сразу ухватились за это изобретение магглов… Никакие законы не нужны.
— А как вам было?
— Нормально. Сравнительно. Пара встреч с егерями, которые нас не видели, натянутые шутки в палатке, предательство Рона… Сириус очень часто излишне рвался вперёд. И надо всем этим: ощущение того, что только мы можем спасти мир. Сейчас смешно, а тогда так и думалось.
Я проследила за её колышущимися чертами в языках пламени. Она опять тряхнула сигаретой. К сожалению, живые встречи, да и письма, часто заменялись простым общением через камин: так было быстрее. Я не осуждала, потому что видела забитый график Грейнджер. Не удивительно, что у неё не хватало времени ни на какую семью.
— Может, ты не будешь вытряхивать пепел на меня?
— Это всего лишь твоё лицо в камине. Ты всё равно ничего не чувствуешь.
Что до детей, которыми медленно, но верно обзаводились знакомые, то с ними не сложилось по вполне прозаическим — физиологическим — причинам. Когда я в первый раз заикнулась было об этом в больнице, мне мягко дали об этом знать. Так и так, мисс Эванс, боимся, что детишек у вас не будет. Нет, это точно. Почему? О, ваш организм всё ещё не человеческий. Вы же знаете, что разные виды не имеют потомства? Только кладка яиц, мисс Эванс, мысленно закончила я и решила больше никогда не вспоминать о таких перспективах.
Было жалко. Да, я никогда не видела своего счастья в том, чтобы нянчиться с детьми, но и не думала, что их у меня не будет вообще. Новость не стала ударом, но настроение на некоторое время существенно понизила как мне, как и Чарли, с которым мы тогда как раз только перестали танцевать на пороге второй крупной ссоры, которая грозила повернуться тем же самым, что и первая: игнорированием существования друг друга и разъездам по разным углам.
Окончательно поставил точку в этой проблеме Малфой, то ли отдавая одному ему ведомый долг утешения, то ли пнутый Асторией, куда как более внимательной даже к чужим и не особо нравящимся ей людям. Выслушал, утешил, рассказал о семейном проклятии, полученном в стародавние времена, оставил после себя бутылку отличного вина и улетел обратно к своей жене. Ещё на тот момент не беременной единственным ребёнком, — обязательно мальчиком! — который вообще может появиться у Малфоев.
И, по старой традиции, оставил приглашение в Малфой-мэнор. Я, по старой же традиции, не обратила на него никакого внимания. Чарли, имеющий спонтанно просыпающуюся черту коллекционера и необъяснимую ревность к Драко, по старой традиции утащил бумажку к себе — я до сих пор слабо представляла, где же он прячет всё накопленное. Оказалось: туда, куда иногда всё же заглядывает и где разбирается, потому что за год до названного «семнадцать лет спустя» срока всё-таки отрыл письменное доказательство моего позора.
— Мы стали стары и немощны, в крови нашей угас азарт, — начал он, но не добился от меня никакой реакции, потёр хрящ уха, царапнул чешуйку на нём же — ноль реакции. Мне было удобно лежать на диване и не реагировать, потому как эта ночь была бессонной: в аврорате очередное важное дело. — Семнадцать лет спустя, милая.
Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы вспомнить книги Роулинг, ещё секунда — чтобы понять, что кто-то раскопал старый-старый спор. Я сдавленно простонала, потому что всё было безнадёжно проиграно, а ещё потому что в таком состоянии отвечать остроумно у меня вряд ли бы получилось.
— Может, не стоит поднимать мёртвое? — с надеждой спросила я. Чарли счастливо отрицательно мотнул головой. — Если что, старость и немощность очень легко превращается в смерть, — попробовала я угрозы. Он улыбнулся шире. — Так… Сколько процентов правильного?
— Проц… О, Мерлин, да кто в такой ситуации думает о процентах! Я лучше прочитаю всё. Хотя, нет. Лучше мы пойдём первого сентября на вокзал и сами посмотрим.
— На чужих детей? Там только Гарри с Джинни и будут, у остальных ещё не доросли. Или, кажется, Тедди Люпин… Ещё дочь Невилла, вроде… Но мы их не знаем.
— Ммм, мы что-нибудь придумаем, — нашелся Чарли. — Будет слишком скучно просто так проговорить, что совпадает, а что нет. Но тебе, конечно, в Хогвартсе прорицания преподавать, — вдруг вздохнул он. — Очень похоже. Я удивился, когда вспомнил и прочитал.
— Это не помешает тебе смеяться, — съехала я с опасной темы.
Чарли опять усмехнулся.
— Конечно, нет, — торжественно заключил он.