В обманчивой вальяжной позе, в бермудах и в свободной майке Глен сидел рядом с другой стороны столика, делал вид, что смотрит в газету, но из укрытия наблюдал за мной. Если у него и оставались какие-то сомнения, но теперь они рассеялись окончательно. В приступе бешенства он отшвырнул газету в сторону, соскочил с кресла, смел со стола бутылку, вазу с персиками и бокалы с вином. Звон разбитого стекла прервал гармонию звездной ночи, вино разлилось по узким отполированным доскам, китайская скрипка обиженно оборвалась на высокой ноте. Из глубокого кармана Глен вытащил заранее подготовленный револьвер, и наставил ствол на меня
«Как ты мог?» – бросил он презрительно перед тем, как всадить пулю в мою хмельную голову.
Безумный крик Марты спутал планы оскорбленного мужа. Он ожидал с её стороны извинений, покаяний, но явно не истерики. Глотая слезы, Марта просила убить её, но не меня. Как только ствол револьвера отвернулся в сторону, я со стремительностью уличного хулигана подался вперед, всадил нож в сердце Глена и протащил его, словно в танце, почти до самого борта. Лишь один раз револьвер выстрелил в небо. Старый друг повис на мне, вытаращив глаза с немым и бесполезным вопросом.
В первые секунды меня затопило чувство вины, смешанное с ледяным страхом. Если мафия узнает, что я убил Глена, то нас с Мартой убьют с особой жестокостью. Не понимая, что он уже мертв, я вытащил из раны нож, попытался рукой остановить кровь, но она все лилась и лилась, просачиваясь сквозь пальцы. Тогда я взял подвернувшуюся под руку газету и приложил её под майку к бурлящей ране.
Марта, тихо всхлипывая, подошла и обняла меня сзади, как раскаивающегося грешника.
По трапу на палубу вбежал взволнованный стюрат. Дрожащим от волнения голосом он сообщил, что мы оказались в эпицентре тайфуна, что капитан уже подал сигнал SOS, что он попытается прорваться в восточном направлении и что нам лучше спуститься в каюты. Отрапортовав, стюарт снова исчез со сцены. Он так и не понял, что произошло. Возможно, решил, что хозяин яхты перебрал с вином.
В воздухе посвежело. Мы взяли еще теплое тело за руки и за ноги и перекинули его за леера. Мертвый Глен один раз ударился головой о нижние борта и отскочил в воду, как мешок с хламом.
Звезды исчезли с неба, с западного горизонта наступали черные тучи. То тут, то там громыхало. Непредсказуемые нити молний прорезали мрак морской ночи, устраивая настоящее светопреставление. Мы стояли у лееров в обнимку и смотрели в лицо надвигающемуся циклону.
В черной воде недалеко от катера нам представилось чудесное зрелище. Десятки люминесцирующих сифонофор поднимались из темных глубин, распутывая под собой многометровые щупальца, мерцающие синим цветом. Море казалось безмятежным и от того еще более жутким. Тишину нарушала лишь канонада громовых туч. Сквозь взрывы грома над темным морем пробивался голос Марты….
- Ты не виноват – говорит она под грохот железнодорожных колес – У нас не было другого выхода.
- Я знаю – отзываюсь я здесь и сейчас, окруженный кричащими джунглями – Но послушай, Марта, ты помнишь, что было после … ну после того, как Глен умер?
- Мы попали в тайфун – вспоминает она, хмуря брови.
- А дальше?
- Я помню молнии и синих медуз….- вспоминает она с отвлеченным взором - Как странно….А дальше просто темнота.
- Что- то произошло- говорю я - Мы должны…
И тут вдруг джунгли содрогаются от знакомого кошачьего рыка, который подхватывается буйными криками сотен мартышек.
- Боже, что это? – Марта испуганно вскидывает голову.
- Похоже на ягуара. Я думал, что он отстал, но кажется я ошибся. Нам нужно уходить.
Состав скрипит своим бесконечным железным телом, заходя в долгую дугу очередного каньонного изгиба. Я перепрыгиваю в вагон к Марте, протягиваю ей руку.
- Ты можешь идти?
- Да – она поднимается на ноги, немного шатаясь.
Поцелуем в губы я возвращаю ей равновесие, и мы бежим по песку через вагон, а после прыгаем на следующий.
Через десять вагонов она просит дать ей передохнуть. Я сбиваю с веток несколько манго, чтобы она утолила жажду. Пока Марта приканчивает сочные фрукты, я прислушиваюсь к джунглям, затем срываю толстую ветку метровой длины и разламываю её о колено на две половины, чтобы создать острие на концах.