То, что он похищен из драконьей пещеры, как думал сильф, знал только сам дракон.
Наблюдая эту немую сцену, Рэйв вновь презрительно фыркнул.
— Альварха не было в мире более двадцати лет, — снисходительно пояснил он ювелиру, глядя на него почти с сочувствием, как на неразумное дитя. — Его никак не могло оказаться в той пещере. Но кое-кому доступ в бездонные сокровищницы Высшего разрешен в любое время, как и контроль над его стражами.
Себастьян воскресил в памяти злополучный день, когда он, по наводке Лиарха, посетил девятую башню: действительно, Моник и второй страж подчинялись ментальным командам лорда Эдварда. Правитель мог управлять ими, как сам дракон! И запах его крови, активно действующей светоносной крови дракона… должно быть, именно этот запах ввел ювелира в заблуждение… тогда, десять лет назад, он был слишком молод и слишком напуган, чтобы уловить разницу.
О Изначальный!..
— Это правда? — тихо спросил сильф.
— Да, — заклинатель не видел смысла унижать себя оправданиями. Вместо того чтобы пуститься в объяснения или гневные отрицания, он спокойно и без затей признал вину. — Высший дракон непричастен к тому, что случилось.
Внезапно вспомнив и еще кое-что из досье Серафима, на древнем языке церковников, с безупречными интонациями лорд Эдвард процитировал Песнь милосердия. Сузив глаза, Серафим выслушал напевно прозвучавшие стихи. Этот человек совсем потерял стыд! Да он издевается — уничтожил всякую память о Белой Книге в Ледуме, меж тем как сам знает её наизусть, слово в слово, и смеет тыкать сильфа лицом в Писание! Лицемерие высшей пробы.
Ювелир кожей чувствовал взгляды тех двоих, полные надежды и предвкушения расправы.
А правитель Ледума продолжил, по-видимому, решив окончательно добить его:
— Каждый, кто проникнет в пещеры, должен стать стражем — таково желание Высшего. Чтобы исполнить это желание, я прибег к помощи, — он выразительно посмотрел на Рэйва. — Твою женщину и того искателя приключений, которого ты видел в девятой башне, по моей просьбе в стражей обратил Лиарх.
— Обратил и подарил сиятельному лорду Ледума, — подчеркнул ворон, раздосадованный тем, что щедрость его покровителя осталась незаслуженно забытой. — Именно поэтому он мог приказывать им.
Себастьян, совершенно ошеломленный, без комментариев слушал эту ужасную историю. Эрик сошел с лица и, кажется, вовсе потерял дар речи.
— Я знаю, о чем ты думаешь, сильф, — помедлив, бросил заклинатель. — Да, какое-то время женщина была жива и содержалась под стражей, ожидая своей участи. Чисто теоретически ты мог бы спасти её, но на деле — конечно же нет. И уж тем более бессмысленно рассуждать об этом сейчас, спустя столько лет.
Беловолосый на миг прикрыл глаза, слишком измученный, чтобы продолжать говорить. Долго хранимые тайны раскрылись за какие-то полчаса, и неприглядная правда охотно выплыла наружу, вконец запятнав его репутацию.
Словно прочитав его мысли, ворон ухмыльнулся:
— Смею предположить, Алмазный лорд, что твое доброе имя уже ничто не спасёт.
С глухой тоской на сердце ювелир пытался понять, что чувствует — и чувствует ли вообще. Изменило ли что-то это признание? Моник не вернуть, а Альму всё ещё можно попытаться спасти. И попытаться самому освободиться от тяжкой ноши.
Себастьян молча смотрит на лорда Эдварда.
Себастьян знает: он должен совершить казнь. Лорд тоже знает это.
Так будет… правильно? Наверное, так будет правильно? Достаточно ли такого аргумента, чтобы снова отнять жизнь?
Серафим не может принять это новое решение убить. На руках его и без того достаточно крови, он устал от нее, невыносимо устал. Не мстить, даже когда есть возможность — не в этом ли подлинное освобождение?
Лорд терпеливо ждёт, глядя ювелиру в глаза, замирая от их потусторонней, неживой зелени. Он знает, что виновен и смотрит в глаза смерти, но знает и кое-что ещё: он победил.
— Хватит любить прошлое, — говорит наконец беловолосый без тени насмешки, но и без жалости. — Хватит прятаться в нем, как в раковине. Хватит.
Ювелир вздохнул: пусть так. Правитель слишком слаб сейчас, чтобы воспринимать его как врага. Слишком слаб даже чтобы просто не защитить, оставить без помощи на растерзание поджидающим шанса шакалам. Серафим не мог поступить так безжалостно — это заставило бы его потерять остатки уважения к самому себе.
Что ж, пока он стоит рядом, никто не тронет лорда Ледума.
Раздался мелодичный звон.
Все повернули головы и увидели, что правитель, переодевшись, перевесил меч на дорожную перевязь и сейчас собирался было перекинуть ее через плечо, но неловко выронил из рук. Случайность? Или кисть его настолько ослабла, что не в силах удержать клинок?