— Ну, я в некотором роде тоже умер, — столь же мрачно отозвался ювелир, смекнув, что эту и тему лучше не затрагивать. Ох, не слишком ли много запретных тем для одного вечера? Это начинало утомлять. — По крайней мере, для мира.
— Тем лучше, — отшельник вновь закрыл глаза и невозмутимо возобновил прерванный процесс творения. — Тогда ты должен понять мои слова. Что же до имени… зови меня… хм… просто гончар.
Прекрасно. Еще одна ненужная тайна на его бедную голову. Себастьян покачал головой и повалился обратно на свою лежанку. Странный разговор неожиданно утомил и оставил в душе осадок вкупе с неясными тревожными предчувствиями. Глаза предательски слипались. Кажется, и в самом деле пришло время отдохнуть и восстановить наконец серьезно подорванные физические и ментальные силы. О сложившейся ситуации и дальнейших действиях он подумает после.
Неудобный собеседник также полностью ушел внутрь себя, сконцентрировавшись на своем магическом круге. Похоже, он не собирался больше отвлекаться на гостя.
— Хорошо, пусть так: гончар так гончар, — глядя в потолок, пробормотал ювелир скорее самому себе. — Не скажу, что люблю брать на себя обязательства, но так уж вышло, что в последнее время всё чаще приходится делать это, и не по своей инициативе. Знай и ты, что Серафим не останется в долгу. Ты спас мне жизнь, а я не забываю помощи. Я верну тебе свою благодарность, в том виде, в котором она тебе потребуется.
— Это слова чести, — одобрительно заметил колдун, так тихо, что чуткий слух сильфа едва разобрал его речь сквозь подступающий тяжелый сон. — Но остерегайся впредь произносить подобное: клятвы всегда заставляют пожалеть о себе. А ты слишком легко раздаешь обещания.
Уже не первый час Маршал бесцельно бродила по городу, по опасным закоулкам, по гулким пустынным улочкам, пытаясь хоть как-то отвлечься от противоречивых мыслей, которые вот уже пару дней занимали её без остатка.
Бутыль крепкого черного рома была опустошена и без жалости отброшена прочь, а дисциплинированный ум оставался всё так же кристально ясен, с завидной четкостью отмечая переливающиеся на языке острые нотки патоки и карамели. Ром был превосходен: пикантный вкус мягко обволакивал нёбо.
Впервые с убийцей творилось подобное безобразие, и, если опустить нудные детали, такое состояние духа крайне угнетало.
…Настоящий мастер подобен смерти.
И прежде, действительно, она была так бесстрастна и объективна, как сама смерть. И что же теперь? Какой позор!
Впервые она позволила своей жертве уйти. Добровольно провалила задание! Отпустила того, кто был помечен, как мишень, а значит, приговорен. Приговорен без всякой надежды на помилование, обречен невзирая ни на какие заслуги или достоинства, ни на какие личные отношения.
Это был жестокий путь, но в то же время простой и честный. Путь, не предполагающий исключений и лишних сомнений. И в прежние времена убийца твердо ступала по нему, свершая приговор, на исполнение которого иной раз не поднялась бы рука и у самого беспринципного и жестокого человека на земле, и не испытывала ни малейших угрызений совести. Ни эмоции, ни привязанности, ни мораль не могли сбить хладнокровный прицел, не могли отвратить ритуальную фразу, которая бессчетное количество раз была произнесена над бездыханным телом, душа которого уходила в вечность.
«Раздели со мной безмолвие».
Возможно ли, что она пожалела этого мужчину, своего старинного друга?
Нет, невозможно. Она не смогла бы так легко отвергнуть свою природу, свою сущность убийцы. Сами обстоятельства отвратили ее от необдуманного поступка, которого уже не исправить, когда прояснятся последствия. Обстоятельства, в которых было слишком много неизвестности, а потому опасности. Опыт подсказывал мастеру, что тут не стоит спешить.
За годы практики Маршалу доводилось принимать самые разные заказы, но подобный экзальтированный клиент попался убийце впервые. Вновь и вновь, как зеленые нефритовые четки, она перебирала в памяти мгновенья их единственной краткой встречи, мистифицированной, отмеченной плотным флером тайны. Не так давно ей прислали анонимный конверт, содержащий в себе письмо с подробностями заказа. Маршал почти не удивилась имени жертвы — Серафим. А ведь она предупреждала — зря он полез в это темное дело! Впрочем, она и не рассчитывала, что сильф послушает. Никто ведь никогда не слушает советов.