Что не помешало ей удержать маску доброжелательной любезности и ответить ему идеально ровным тоном:
— Эти полгода были непросты для Валанты. Мы потеряли нашего короля и отца.
«Потому что тебя не было рядом. Я звала, я просила, я сходила с ума, а ты! Вы оба бросили меня!» — прозвенели сосульки, прошептал морозный ветер.
Шу осенила лоб малым окружьем и отступила на полшага.
«Не хочу тебя видеть. Забирай свое Хиссово отродье и уходи. Оба убирайтесь».
— Мягкой ему травы. — Дайм вслед за ней осенил лоб и тоже отступил. — Ваш отец был прекрасным монархом. Но, смею надеяться, ваш брат превзойдет своего родителя.
«Пожалуйста, Шу! Не отталкивай меня! Я приехал, как только смог, Шу… Я же помог тебе!»
— Вашими молитвами, светлый шер, — ответила она чуть мягче.
И снова ей было стыдно и страшно. Как будто он шантажировал ее этой помощью, а она не могла отказаться от единственного союзника — единственного среди окружающих ее врагов. Как будто она ужасно боялась, что Дайм в самом деле развернется и уйдет, если она не предложит ему достойную оплату.
— Мои молитвы всегда пребудут с вами, — пообещал Дайм вместо того чтобы побиться головой об ступени трона и проклясть идиотов: и сумрачных, и темных, и светлых. Всех.
«Ничего не изменилось, Шу. Я с тобой. Всегда буду с тобой».
«Не верю. Хочу верить. Но не могу. Ты… ты не простишь мне…»
Она даже додумать не смогла. Глупая, глупая девчонка, ну как ей это вообще в голову пришло?!
А убийца, хоть и не мог услышать их мысленный диалог, все равно что-то почуял. То ли опасность, то ли ревность. Напрягся. Пронзил Дайма ненавидящим взглядом. Но не бросился — и то слава Двуединым.
Еще один глупый щенок. Но ему простительно, он — дикое существо, наверняка даже не понимает, что именно видит. Был бы чуть умнее и образованнее, догадался бы: все то золото, что сверкает сейчас перед ним — это любовь. Настоящая, искренняя и взаимная любовь, которая никуда не денется, что бы Шуалейда ни сделала. Кого бы ни выбрала.
Хотя может и хорошо, что мальчишка пока этого не понимает. Ему бы с самим собой разобраться. То есть с заказом и гильдией. Умереть ради возлюбленной просто, даже проще, чем убить. А вот что ты будешь делать, малыш, когда придется с этим всем жить? Не знаешь? А ты думай. Слушай в оба уха и думай. Так уж и быть, помогу тебе. Советом. Но уж прости, делать все придется самому.
Как запутался — так и выпутаешься. И да простит меня Хисс, что лезу. Это — мое дело. Моя Шуалейда и мое дело.
— Смею надеяться, ваше высочество не откажется принять скромный подарок Алого Дракона? Я имел удовольствие рассказать ему о самой необыкновенной и прекрасной шере на всем континенте, — чуть громче, в расчете на любопытные уши, спросил Дайм.
«Все хорошо, моя Гроза. Давай просто поговорим. Ты же знаешь, я никогда тебя не обижу. Ведь знаешь?»
«Знаю. Прости, я… я не могу. Не здесь. Не при Тигренке».
«Успокойся и сядь. Тебе не нужно защищать его от меня. Я же не слепой, Шу».
«Ладно, я… слушаю тебя».
— Я польщена, светлый шер, — на публику ответила она и послушно вернулась в кресло. — Расскажите об Алом Драконе.
— С радостью, ваше высочество.
Поставив звуковой барьер, Дайм сел на пол у ее ног. Шуалейда едва заметно вздохнула, но позволила ему взять свою ладонь в руки.
— Это слишком… демонстративно.
— В самый раз, моя Гроза. У добрых подданных Валанты слишком короткая память. Пусть видят, что Магбезопасность у твоих ног.
Глядя Шу в глаза, Дайм поцеловал тонкие пальцы, затянутые в серебристое кружево. На этот раз — коснувшись их губами и задержавшись много дольше, чем предписано этикетом. Привычная и ожидаемая боль, рожденная Печатью, прошила его раскаленным прутом, но тут же переплавилась в удовольствие, а Шу резко выдохнула, по ее телу прошла дрожь наслаждения, а скулы заполыхали румянцем. К сожалению, стыда в этом жаре было больше, чем страсти. Ведь все это видел ее юный любовник.
— Дайм… не нужно, прошу тебя.
— Нужно, милая. Меня слишком рано сбросили со счетов, ты не находишь?
Шуалейда нахмурилась.
— Я не сбрасывала!
— А я и не про тебя, — усмехнулся Дайм. — Ну же, посмотри на эти благородные лица вокруг. Оцени работу мысли.
Окинув взглядом зал, Шуалейда тоже усмехнулась. Еще бы. На Ристану, которую вел в танце Бастерхази, благородные шеры смотрели с совершенно иным выражением, чем какую-то четверть часа назад. На короля Каетано — тоже. В нем, о чудо, наконец-то начали видеть именно короля, а не беспомощного капризного мальчишку.