Генри внимательно смотрит на Луну:
– Это ведь все неправда, папа?
– Может, и неправда, – отвечаю я, – но всякий раз, как появлялась Драконья Луна, моя мать говорила, что желала бы мне найти подругу, такую же верную, как Двайла.
Я позволяю Генри первому поменять обличье и взлететь и взлетаю следом за ним. Он больше не машет крыльями без толку, не теряет ориентацию при поворотах. Теперь он умеет парить, беречь силы. К сожалению, мне некому рассказать о его успехах.
Опередив Генри, я направляюсь к Виндзору, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз. Сын повторяет мои движения, смеется, если я вдруг резко меняю направление, и он не поспевает за мной.
– Так нечестно! – беззвучно кричит он.
– В жизни все нечестно, – отвечаю ему я. Посмотрев вниз, замечаю маленькую собачку. Она тру
сит по тропинке к пастбищу. – Скажи мне, что ты видишь.
Генри описывает круг, внимательно смотрит вниз:
– Собака?
– Представь, что это человек. Принеси ее мне.
– Убить ее?
Отец пришел бы в бешенство от такого вопроса, выдающего нерешительность Генри. Но ведь ребенок всегда играл с собаками. Естественно, он не хочет причинять им зла, если в этом нет необходимости.
– Нет, сынок. Просто принеси ее мне. А потом вернешь обратно.
Генри по спирали спускается вниз, постепенно набирая скорость. Он подлетает к собаке с тыла, живот его почти касается грязной тропинки. Генри взмахивает крыльями, на секунду приподнимается повыше, потом хватает жертву когтями ног. Собака сначала визжит, а когда Генри поднимается с ней в воздух, начинает выть.
– Очень хорошо, – говорю я. – Твоя мать гордилась бы тобой.
– Ты видел, папа? – спрашивает Генри, поднявшись ко мне с дрожащей от ужаса собачонкой в когтях.
– Да, я все видел. Ты будешь отличным охотником. Я в этом не сомневаюсь.
Собака жалобно скулит.
– Отнеси ее обратно сынок, и полетели дальше.
Генри ныряет вниз. Мне доставляет удовольствие мысль о том дне, когда мы с ним будем охотиться вместе, вместе наслаждаться величием и тишиной ночи, любоваться лунным светом над Ямайкой. Спускаясь навстречу своему сыну, я подумываю, не разрешить ли ему уже сегодня слетать со мной в Страну Дыр.
От моих размышлений меня отрывает… аромат мускуса и корицы. Он на секунду обволакивает все мое существо и тут же исчезает. Я издаю разочарованный рев.
– Папа! – тревожно спрашивает Генри. – Что случилось?
Я знаю, что надо ответить, но вместо этого бешено бью крыльями, набирая высоту, и вновь мне на секунду удается поймать этот запах. Потом я медленно спускаюсь вниз и… снова чую его. Это запах Хлои! Я в этом уверен. Даже не запах, а лишь намек на него, первый сигнал. Это не тот стойкий, тяжелый запах, который когда-то подарила мне Элизабет. И все-таки меня бросает в дрожь. Я снова реву, а сердце у меня бьется так, что этот стук отдается в ушах.
– ПАПА!
Мне требуется сделать над собой сверхъестественное усилие, чтобы обратить внимание на сына.
– Все в порядке, Генри, – мысленно успокаиваю я. Хорошо бы овладеть собой до того, как он подлетит ко мне. – Ничего страшного не случилось, но сейчас мы должны вернуться домой. Я говорил тебе, что когда-нибудь почувствую, что пришла пора найти Хлою.
– Уже, папа? – У Генри горят глаза.
– Может быть.
Мне приходится удерживать себя, чтобы не нестись как сумасшедшему обратно в Бартлет-Хаус. Я с ума схожу, пока Генри укладывается спать.
– Если меня не будет, когда ты проснешься,- говорю я ему,- просто позови меня мысленно. Я тебя услышу и прилечу домой.
Генри обнимает меня и говорит:
– Надеюсь, что ты будешь здесь, когда я проснусь, папа.
Я бегу вниз через две ступеньки и все же взлетаю раньше, чем добираюсь до бассейна. Не тратя времени на выписывание спиралей, не глядя по сторонам, я несусь к Стране Дыр, блаженно вдыхая упоительный запах корицы и мускуса.
Он ускользает от меня с последними огнями Виндзора, после того как я миную первые яйцевидные холмы Страны Дыр. Потом намек на запах вновь появляется и завладевает мною. Мой рев нарушает ночную тишину. Больше я не намерен прятаться в Стране Дыр, как пугливая мышь, опасающаяся кота. Мне теперь безразлично, знает ли кто-нибудь, что я здесь. Не собираюсь скрывать, что ищу Хлою.
То, что запах такой слабый, едва уловимый, просто сводит меня с ума. Стоит мне только его почувствовать – и он исчезает. Я гонюсь за ним мили и мили, обретаю его на секунду, чтобы сразу же потерять. Я готов следовать за ним куда угодно.
И все же, несмотря на феромоновый туман, окутавший мой мозг, я не утратил способности здраво рассуждать. Если это первая ночь Хлои, то она, должно быть, либо ищет место для гнезда, либо уже нашла и носит туда ветки и листья, чтобы устроить ложе. Вспомнив о пещере, в которой мы с ней оба однажды пережидали бурю, я спешу туда.
Смешанный запах корицы и мускуса усиливается по мере приближения к пещере. Он слишком слабый, чтобы можно было твердо рассчитывать найти Хлою там, но достаточно сильный, чтобы терзать меня надеждой.
Пещера пуста. Но воздух внутри благоухает Хлоей. Не в силах противостоять аромату корицы и мускуса, я вползаю внутрь и обнаруживаю там ложе из веточек и листьев. Правда, работа над ним еще не закончена. Без сомнения, если просто сидеть здесь и ждать, Хлоя непременно появится.
Но сидеть и ждать я не в силах, так же как не в силах противостоять ее аромату. Я снова взлетаю и кружу над долиной. На третьем круге мне наконец удается увидеть Хлою. В когтях передних лап у нее пучок веток.
Хлоя не замечает меня, пока на большой скорости я не пролетаю мимо нее вниз.
– Кто тут? Филипп, это ты? Мама же сказала тебе, чтобы ты от меня отстал.
Я возвращаюсь назад, снова пролетаю мимо нее, на этот раз с правой стороны, и опять ныряю вниз.
– Так скоро? – спрашивает она. – Мама говорила, что могут пройти годы, прежде чем меня обнаружат. Ты – тот, кто был тогда в глубине пещеры, да?
Возвратившись и уже летя рядом с ней, отвечаю:
– Да, это был я.
Светло-зеленая чешуя Хлои мерцает в лунном свете. Ее запах, наконец-то обретший силу, окутывает меня. Собираю всю свою выдержку, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас. Лечу рядом и жду, не подаст ли она какой-нибудь знак.
Пока мы летим над долиной, Хлоя молчит и то и дело бросает на меня пристальные взгляды. Наконец, уже совсем рядом с пещерой, она спрашивает:
– Питер?
Обрадованный тем, что она помнит меня и узнала, я отвечаю:
– Да.
Как будто пронзенная резкой болью, Хлоя издает дикий вопль и роняет свою связку веток.
– НЕТ! – кричит она. – Уходи! Оставь меня! Не хочу!
13
Слова Хлои поражают меня, как выстрел в упор. Я ждал этого момента более пяти лет, представляя себе, как это произойдет. Но мне и в голову не могло прийти, что она встретит меня вот так. Мне хочется сложить крылья и рухнуть на землю. Но что тогда станет с моим сыном?