Катер на полной скорости мчится по глади бухты. Хлоя указывает на три дымящие трубы и большой холм, почти гору, которая видна к северу от труб.
– Что это такое?
Эти постройки служат неплохими опознавательными знаками. Но для меня это всегда еще и напоминание о том, как люди уродуют природу.
– Трубы – от атомной электростанции, – поясняю я. – Это турецкий объект. А холм называют Убойной горой. Там есть городок.
– Они здесь не смотрятся, – хмурится Хлоя.
Я киваю и говорю:
– Зато посмотри на все остальное.
Перед нами, как на ладони, вся бухта, такая спокойная, что след, тянущийся за нами, кажется, сохранится навсегда. Слева от нас солнце уже садится, его последние лучи сверкают на водной ряби, море и облака подкрашены багровым, материк темнеет. Справа от нас тянется цепочка тихих, поросших деревьями островков – Песчаный риф, риф Эллиот и Бока-Чита. От сгущающихся сумерек растительность на них кажется еще зеленее и свежее. Только ворчание наших моторов нарушает тишину уходящего дня. Хлоя прижимается ко мне:
– Как красиво!
Когда мы добираемся до Кайя де ла Сангре, уже совсем темно. На западе светят огни Майами и Корал-Гейблз. На севере – Бискайского рифа и Майами-Бич. Но мой остров не освещен – темная глыба на черной глади воды.
– Кажется, я еще не забыл дорогу сюда, – улыбаюсь я.
– Вы наверняка помните ее лучше, чем тот Питер, – говорит Клаудиа. – Он ухитрился потопить вашу лодку. Я даже не -знала, смеяться или плакать, когда увидела, что он с ней сделал.
– За это он тоже заплатит, – цежу я сквозь зубы и сворачиваю в канал, ведущий к моему острову. Чуть замедлив ход, прохожу повороты по памяти и наконец вплываю в маленькую бухту.
Нас встречают всего лишь несколько собак.
– А где остальные? – спрашиваю я.
Клаудиа пожимает плечами:
– Они все были здесь, пока не приехал Питер.
– Дерек съел их, как ты думаешь? – мысленно спрашиваю я у Хлои.
– Он ленивый, – отвечает она. – Родителям все время приходилось напоминать ему, чтобы он не трогал слуг. Он всегда так рассуждал: зачем охотиться, если у нас и так есть свежее мясо под рукой?
Пришвартовавшись, я говорю Клаудии:
– Оставайтесь в лодке. Посигнальте нам, если ваш человек позвонит и скажет, что они выходят из ресторана.
Выпрыгнув из катера, мы с Хлоей бежим к воротам.
– Генри! – мысленно зову я. – Генри!
Я включаю генератор. Зажигается свет. Через две ступеньки взбегаю на галерею, бросаюсь к себе в комнату.
– Генри!
– Папа?
– Я на острове, в доме. – Я громко кричу «привет!» и беззвучно спрашиваю: – Ты слышишь, как я кричу?
– Нет, папа.
Я включаю свет, проношусь по комнате, едва успевая заметить, какой бедлам здесь устроил Дерек: смятые простыни, кучи грязной одежды. Бегу в глубь дома и опять кричу. Хлоя спрашивает: «Ты слышишь?»
– Нет,- отвечает Генри.
Я взбегаю на площадку второго этажа, распахиваю двери в комнату Генри, потом во все остальные, в каждой включаю свет, но никого там не обнаруживаю. Хлоя следует за мной по пятам, выключает свет и закрывает дверь в каждую проверенную мною комнату.
– На всякий случай. Если нам придется быстро уходить, – поясняет она.
Я бросаюсь наверх, в гостиную, снова зову своего сына.
– Ты слышишь? – мысленно спрашиваю я Генри.
– Нет. Прости меня, папа,- виновато отвечает он.
– Тебе не за что извиняться, сынок.
Хлоя помогает мне обыскать все шкафы и комоды. Все тщетно. Она еще закрывает за мной ящики, а я уже бегу по винтовой лестнице вниз, на первый этаж.
– Генри, ты слышишь меня? – кричу я.
Никто мне не отвечает.
Я перехожу из камеры в камеру, из кладовой в кладовую. Нигде никаких следов. Теперь мы с Хлоей кричим вместе.
– Генри! – мысленно зову я.
– Папа, я ничего не слышал, кроме звонка.
Я очень старался услышать, папа…
– Какого звонка?
– Не знаю. Иногда он звонит очень громко и долго. Потом перестает. Потом, через некоторое время, снова долго звонит, а потом надолго замолкает.
– Молодец, Генри. Такие наблюдения – это то, что нам нужно, чтобы поскорее найти тебя.
– Да, папа.
– Мы скоро найдем тебя.
– Пожалуйста, папа!
Я смотрю на Хлою:
– Его нет на острове.
– Скорее всего, – отвечает она. – Он бы нас услышал.
Она берет меня за руку, мы вместе поднимаемся по лестнице и покидаем дом через мою комнату. Я рассказываю ей про звонок, который слышал Генри.
– Это уже кое-что, – замечает она.
Мы останавливаемся на галерее. Хлоя смотрит на дом, на темный остров, на море, усеянное огоньками катеров.
– Здесь красиво,- говорит она,- спокойно. Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится.
Обнимаю мою любимую, она крепко ко мне прижимается, мы оба смотрим на море, где через каждые десять секунд вспыхивает маяк. Он приблизительно в миле от нас.
– Мне тоже здесь нравится, – говорит она.
Клаудиа сигналит нам с борта катера, и мы рука об руку спускаемся по ступеням галереи.
Когда мы отплываем, Клаудиа говорит:
– Похоже, Питер и Клейпул собираются провести ночь в гостинице.
– Вы можете устроить нам причал у Обеденного рифа или у Монти? – спрашиваю я ее. – Хочу быть поближе к «Ла Map», чтобы оказаться там поскорее, когда вся компания соберется.
– Попробую, – говорит Клаудиа, передает мне руль и звонит по телефону.
– Что ж, должна признать: она весьма полезна, – говорит Хлоя, наклоняясь ко мне. – Придется с ней подружиться.
– Или по крайней мере научиться терпеть ее, – улыбаюсь я.
– Ты не возражаешь, если я поговорю с Генри? – мысленно спрашивает она. – Ему, должно быть, так одиноко. Ведь он ещё так мал. Ничего не будет плохого, если малыш почувствует, что о нем беспокоится не только его отец.
– Ты знаешь, как маскировать свои мысли?
– Нет, но ты можешь меня научить.
– Постараюсь, – говорю я, размышляя, как бы получше это сделать. – В общем, это – как бы думать на других частотах. Ну, будто настраиваешь радиоприемник… Мы можем попробовать с тобой потом, когда приплывем и сможем сосредоточиться.
– Эй, ребята! – зовет Клаудиа. – Я устроила нам отличную стоянку.
Мы оборачиваемся к ней.
– Пирс номер шестнадцать, за городской стеной. Как раз под окнами мэра.
– Надеюсь, к мэру нам не придется обращаться!
Клаудиа настаивает на том, чтобы остаться с нами.
– Я хочу пойти с вами завтра,- говорит она.- И вам не придется ждать меня. Не беспокойтесь, я буду вести себя тихо и не стану мешать молодоженам.
Мы с Хлоей идем в каюту, разбираем постель, плотно закрываем дверь. Мы не слышим Клаудию, но не можем забыть о том, что в нескольких ярдах от нас спит человек. Мы ловим себя на том, что шепчемся.
– Ничего себе ночевка! – посмеивается Хлоя.
Но уже улегшись в постель, она становится серьезной:
– Я хочу поговорить с Генри.
– Конечно, – соглашаюсь я и пытаюсь замаскировать свои мысли к Хлое и определить разницу
между тем, как это происходит с ней и как – с Генри. – Хлоя, я это чувствую, но не могу объяснить словами.
– Подумай это.
– Сначала мне нужно убедиться, что с Генри все в порядке.
Я обращаюсь к своему сыну:
– Генри, Хлоя хочет научиться мысленно говорить с тобой и маскировать свои мысли. Ты не против?
– Нет, папа. Она славная.
– Мне тоже так кажется. Но если я научу ее разговаривать с тобой, она всегда сможет «услышать», как мы с тобой разговариваем. Ты не возражаешь?
– А ты, папа?
– Конечно нет.
– Тогда пускай. О папа! – говорит Генри. – Я опять слышу звонок. На этот раз он был немного раньше, чем всегда. А до звонка я слышал гудок.
– Какой гудок?
– Громкий. И еще какой-то шумный звук.
Шумный звук! Расшифровывать описания пятилетнего ребенка – это задача!