– Рано. Ты должна еще поесть.
Она качает головой, но берет у меня мясо.
– Еще! – настаиваю я.
– Я устала.
– Я понимаю. И все-таки ты должна поесть.И я подсовываю ей куски покрупнее. Она разжевывает их и глотает.
– Оно холодное, – жалуется она. – Нельзя ли согреть его?
– Нет. – Я даю ей еще кусок и говорю, маскируя свои мысли. – Наверх нам нельзя. Там
мы можем нарваться на твоего отца или твоего брата.
Хлоя открывает глаза:
– Где они?
Я пожимаю плечами.
– А мы где?
Все еще маскируясь, говорю:
– Мы в потайном коридоре, под домом. Дерек его не нашел. Твои родственники не смогут нас здесь найти. Пока мы здесь, мы в безопасности.
– Мой отец, – говорит она, – Питер, он мог тогда убить нас обоих. Почему он этого не сделал?
– Точно не знаю. Мне кажется, он получает от всего этого удовольствие. Возможно, ему не хочется, чтобы все кончилось так быстро. Он ясно дал мне понять, что хочет, чтобы я спас тебя.
Я даю Хлое еще один кусок мяса. Она моргает, отодвигается от меня и слегка приподнимается:
– Папа хотел, чтобы ты спас меня?
Я киваю:
– Он сказал, что ты уже продемонстрировала свою смелость и нет никакой надобности убивать тебя и нашу дочь.
– Кажется, он не такое чудовище, каким мы его считали. – Хлоя смотрит на меня. – Ой, что же он с тобой сделал! Мой бедный Питер! – Она гладит меня. – Ты всего лишь хотел иметь жену, семью. – Она осматривает мои раны, наклоняется к каждому укусу, к каждой царапине. – Смотри, до чего довела тебя любовь ко мне.
– Смотри, до чего довела тебя любовь ко мне,- как эхо повторяю я и тотчас же отрываю для нее еще кусок мяса.
Она отталкивает его:
– Тебе самому нужно поесть. Ты тоже должен залечить раны.
– Этот кусок – тебе. Я откушу еще.
Хлоя жует мясо, я отрываю себе еще кусок. Мы молча едим, сосредоточившись на заживлении наших ран. Пережевывая и глотая большие куски мяса, я думаю о том, что сказала Хлоя. Чем бы ни кончилась схватка с Чарльзом и Дереком, я никогда не пожалею о том, что выбрал ее, а она выбрала меня.
– Ты не жалеешь теперь, что я пришел тогда за тобой? – спрашиваю я.
Оторвавшись от еды, Хлоя пристально смотрит на меня.
– Ни на секунду,-отвечает она.-Но мне очень жаль, что моя семья так с тобой обошлась.
– Питер! – прерывает нас настойчивая мысль Чарльза Блада. – Ты где, мой мальчик? Разве вам не хватило времени?
– Нет, – отвечаю я. – Мы с Хлоей еще не залечили наши раны.
– Забудь о Хлое. Ты тоже так ранил этого дурака, моего сына, что он до сих пор лечится. Есть только ты и я, мой мальчик. Мы сами можем все уладить. Нет смысла приплетать сюда мою дочь.
– Папа, – обращается к отцу Хлоя, – почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Питер уже предложил тебе деньги.
– Я еще никогда не уклонялся от боя. Кроме того, твой Питер меня заинтересовал. Я хочу посмотреть, как он будет держаться дальше.
– Но ты мог убить его!
– Я и сейчас могу. И намереваюсь это сделать, знаешь ли. Но не забывай, что и он может убить меня.
– Папа, мне придется помочь ему.
– Я это понимаю. В конце концов, он твой мужчина. Твоя мама тоже так поступила бы ради меня. Но надеюсь, что ты этого не сделаешь, Хлоя. Ты уже показала нам свою решимость. Тебе незачем рисковать своей жизнью и жизнью дочери. А Ты, Питер, пожалуйста, уговори мою дочь не встревать. Теперь это только наше дело. Покажи себя. Не заставляй разыскивать тебя, мой мальчик.
– Я вовсе не твой мальчик! – рычу я. – Ищи, сколько хочешь. Мой отец давным-давно научил меня, что только дурак дерется так, как это удобно его противнику. Я покажусь тогда, когда захочу!
Чарльз ничего на это не отвечает. Я отрываю еще один кусок мяса, подсовываю его своей жене и говорю ей:
– Думаю, твой отец прав. Мы должны сразиться с ним один на один.
– Я не оставлю тебя. Я не стану сидеть в безопасности и ждать твоей смерти, – говорит Хлоя.
– Посмотри на себя. Ты потеряла слишком много крови. К тому времени, как ты восстановишься, Дерек тоже оправится. Я должен сразиться с твоим отцом, пока у него нет поддержки.
– Ты говорил, что можно зарядить оружие. Мы уже достаточно восстановились, чтобы нажать на спусковой крючок.
– Надо смотреть правде в глаза, – отвечаю я. – Твой отец ждет меня где-то поблизости. Дверь в оружейную – наверху, на галерее. Вряд ли мне удастся добраться туда так, чтобы он меня не заметил. Но даже если я доберусь туда, не уверен, что успею выкатить пушку и зарядить ее до того, как он нападет на меня. И даже если мне удастся зарядить оружие, у меня нет уверенности, что порох достаточно сухой, чтобы стрелять в такую погоду.
– Значит, ты считаешь, что я должна остаться здесь и отпустить тебя на верную смерть? Разве ты не понимаешь, что будет значить для меня твоя смерть?
– Конечно, понимаю, – вздыхаю я. – Но теперь, когда твой отец дал понять, что он не хочет твоей смерти, было бы глупо рисковать. Мы должны думать о нашей дочери, и… о Генри. По крайней мере, если ты останешься в живых, у него будет мать.
Хлоя ничего не отвечает. Мы молча едим, пока не наедаемся досыта. На нас накатывает слабость. Мы некоторое время неподвижно лежим рядом. Дремлем.
Сверху внезапно доносится оглушительный треск. Я резко сажусь. Что там могло обрушиться или сломаться, чтобы звук дошел до нас, преодолев преграды мощных каменных стен?
– Питер, мне это надоело! – улавливаю я посланную мне мысль, и все вокруг опять содрогается. – Покажись, или я разрушу твой дом до основания!
– В чем дело, папа? Ты не можешь найти нас? – с издевкой спрашивает Хлоя.
Ответом ей служит оглушительный грохот.
– Если ты будешь продолжать дразнить своего отца, – маскируясь, предупреждаю я, – то скоро он переломает все мое имущество.
В глазах моей жены появляется задорный блеск:
– Пожалуйста, папа, только не трогай обеденный стол! Мы с Питером так любим его!
Чарльз ничего не отвечает, но через несколько минут что-то большое обрушивается на пол над нашими головами. Я невольно зажмуриваюсь, представив себе, как массивный дубовый стол летит сверху вниз по лестнице.
Хлоя сдавленно хихикает.
– Он такой предсказуемый! – скрытно передает она мне.
– Теперь я понимаю, почему он считал тебя трудным ребенком,- отвечаю я.
Она с улыбкой кивает.
– Мне придется выйти к нему, – говорю я.
– Еще рано, – уговаривает Хлоя, нежно поглаживая меня хвостом.
Я ложусь, утыкаюсь носом в ее шею.
– Мне трудно расстаться с тобой и на минуту,- говорю я,- но если мне удастся выйти, пока он в доме, у меня хотя бы есть шанс застигнуть его врасплох.
– Питер! Следующим будет катер! – предупреждает Чарльз.
– Он даже не наш! – смеется в ответ Хлоя.
Наверху падает что-то еще, и мне тоже трудно удержаться от смеха. Потом мы оба затихаем, не обращая внимания на шумы сверху, на взрывы гнева бушующего Чарльза. Мы ласкаем друг друга, и это не прелюдия к сексу, а безмолвное признание в том, что мы оба получаем наслаждение просто от присутствия друг друга.
Потом Хлоя встает, потягивается, оглядывает комнату и лениво движется к ближайшей к нам стальной двери.
– Это дверь в сокровищницу? – беззвучно спрашивает она меня.
– Да.
– А куда ведет вот эта дверь? – Она указывает на вторую железную дверь.
Я сажусь и смотрю на старую железную дверь, на ржавый замок и не менее ржавые цепи.
– Мне не приходилось бывать там, внутри,- отвечаю я, припомнив, что говорил об этой двери отец. – Отец как-то сказал мне, что эту дверь можно открыть лишь в том случае, если у меня не останется никакой надежды.
Подойдя к двери, я осматриваю замок и цепи, ощупываю каменную стену справа. Хлоя не сводит с меня глаз.
– Что ты делаешь? – спрашивает она.
Я нажимаю на третью снизу каменную плиту, и она поддается. Вынимаю ее из стены и кладу на пол.
– Отец говорил, там есть какой-то ящик. А в нем – мощное оружие. Надо достать ключ.