– Кстати, как так получилось, что никто не знал о внучке Меххаритт?
Отец замялся. Думаю, наигранно.
– После… самоубийства последнего главы Фалькони – его стигма досталась бездарной дочери, а та умудрилась… не пометить новорожденную дочь сестры. Когда мы это выявили… то, хм, решили оставить, как есть, – туманно отозвался родитель, и я догадался, что имела место халатность. – Девочка долго считалась бездарной. Однако, кое-какой – примитивный – дар у неё всё-таки есть.
– Примитивный?
– Слишком хороший для человека слух.
Я испытал недоумение, даже более сильное, чем за всю беседу.
– Зачем тебе её ребенок, если она так слаба?!
Отец помолчал, являя почти человеческие муки сомнения, затем пояснил:
– Возможно, нужна именно смесь её крови с драконьей. К тому же, примитивный дар, раскрытый рано в детстве, может быть только началом. Тебе ли не знать…
Мне.
– Но главное то, что, если стигма вас не захватит – а она, скорее всего, не захватит, сам понимаешь, – ты просто придержишь девочку до полного раскрытия дара. Чтобы понимать его истинную цену.
Чтобы подороже продать.
Я заглушил недовольство, поднявшееся в груди. Наш обычай менять драконесс на одарённых людей – по курсу один к трём-десяти, никогда мне не нравился. Но патриции сами исправно метили дочерей, почитая за высшее благо породниться с драконами. Что-либо исправить я не смогу. Зато могу вернуть людям часть технологий…
– Девочка учится отлично. Умненькая. Поступит в Академию, – продолжал тем временем отец. – А там толпы драконов, медитации, возможное раскрытие. О ней узнают. И первым подаст запрос Салемир, – злость зазвенела в голосе отца. – Как выкуп за Ульму. Якобы дочь Мехаррит, а на деле – слабую менталистку от безвестной наложницы.
Я сдержал усмешку, припомнив как утешала Ульмарис меня, юного и неопытного, после встречи с дурманханом.
Но отец мою ухмылку заметил, недовольно прищурился. Закончил он сварливо, словно недоумевая, почему он тут со мной разговаривает:
– В Имарр её не отдам! Хватит и одной ошибки. Могу дать кому-то из старших Дальсархов.
– Они все женаты, – зачем-то напомнил я.
– Это условности. Махаражи отлично изжили моногамию и ничуть не страдают. Вон, какого Мунтасарра породили.
– Единственного сильного дракона во всём роду?
– Или себе возьму! – гнул отец, распаляясь. – Моего интереса хватит, чтобы разжечь страсть.
Я скептически покривился, а отец добил меня:
– А трон достанется тебе на то время, пока буду делать нового наследника с этой – как вы там говорите? – малолеткой!
Я вскипел.
Не знаю даже, что меня больше взбесило. Усиление опалы, угроза бремени власти (с отца станется) или жалость к девчонке.
Но, бросив последний взгляд на горящие азартом синие глаза со снимка из досье, я ответил:
– Ладно!
– Клятву! – отец протянул мне свой кинжал, переплёл руки на груди и с раздражённым вздохом уставился на потолок. Словно это я у него только что выклянчил великую ценность.
Я тоже мученически закатил глаза, но всё-таки быстро надрезал палец и, макнув кончик пера в кровь, выписал на ладони символ клятвы[a6].
– Клянусь, что возьму в невесты Кассандру Фалькони и обязуюсь пройти с ней обряд сплетения в течение трёх лет. Без гарантии результата, и с расторжением после указанного срока, – я бросил взгляд на отца, но тот невозмутимо изучал подпалины и пятна реактивов, украшавшие потолок лаборатории.
Но когда кровь на моей ладони, вспыхнув, исчезла без следа – теперь в случае нарушения клятвы меня ждали весьма неприятные последствия, – отец оживился, всплеснул ладонями:
– Вот и отлично! – и заторопился прочь. – Да, – «припомнил» он уже в дверях: – Бал в честь помолвки будет в середине лета в Синегоре. Там и познакомитесь. К тому времени я уговорю старшую Фалькони пометить девчонку.