- Еще денек потерпите, - рассудительно заметил Эласко. - Сессия начинается завтра.
- Умоляю вас, квестор, сделайте что-нибудь для моей несчастной жены!
И Эльзевир, и Эласко выжидающе посмотрели на Лайама, но ему нечего было сказать. Содержать больную женщину в такой сырой и холодной камере! Он просто не мог в это поверить.
"Она подозревается в убийстве, напомнил ему Фануил, и Лайам сморгнул, вспомнив, зачем он здесь. - И ждать ей осталось сутки, не больше".
- Да,- наконец произнес Лайам, не сводя глаз с несчастной. За день-полтора она не умрет - по крайней мере, на это можно надеяться, - а руки ее так или иначе обагрены кровью торговца. В соседней камере по камням со стуком прокатилась игральная кость, и один из моряков выругался. Лайам встряхнулся и повернулся к Хандуиту.- Да. Всего денек еще потерпите, господин Хандуит. А пока я попрошу вас задуматься о другом. О преступлении, в котором вас обвиняют.
Надежда в глазах Хандуита сменилась таким горьким разочарованием, что Лайам почувствовал себя совершенной скотиной, а звук свистящего кашля и вовсе его доконал. Возможно, чуть позже он сумеет добиться, чтобы к несчастной вызвали лекаря, или сам пришлет ей какие-нибудь лекарства.
- Обвинения весьма серьезны, - сказал он нарочито суровым тоном, чтобы приглушить в себе жалость, потом достал из кармана бумаги и для убедительности по ним постучал. - Согласно этим вот документам, ваша вина может считаться доказанной. Вы вместе с вашей супругой были застигнуты на месте преступления. Демон, вызванный вами, убил вашего брата. Что вы можете на это сказать?
У Лайама имелись вопросы и посущественнее, но ему нужно было с чего-то начать.
- О, - простонал Хандуит, - все это так, господин Ренфорд, но истолковано в корне неверно. Мы не замышляли убийства, клянусь! Мы всего лишь пытались заглянуть в будущее, дурным, правда, способом, господин, очень дурным. Мы знали, что поступаем плохо, но никак не думали, что можем причинить кому-нибудь вред! И в результате мой брат погиб, и мы теперь наказаны уже одним этим, разве это не достаточное наказание, господин?
- Значит, вы не хотели, чтобы демон убил вашего брата?
- Господин мой, как можно так говорить? Я любил его всем своим сердцем! И жена моя хворает сейчас вовсе не потому, что в этой дыре нездоровый воздух, о нет, она занедужила от боли сердечной, ведь она тоже очень нежно любила его!
- И вы собирались всего лишь устроить что-то вроде небольшого гадания? - Южная велеречивость обычно Лайама раздражала, но сейчас тягомотные стенания Хандуита давали ему время подумать.
- Именно так, мой господин, именно так, но как же мы высоко возносились в гордыне своей и как низко пали! И если бы только возможно было повернуть время вспять...
- О чем вы намеревались спрашивать демона? - перебил его Лайам.
Хандуит дважды моргнул.
- Господин?
- Что вы хотели узнать? Вы ведь вызвали демона, чтобы он что-то вам рассказал. Значит, у вас были к нему вопросы.
Хандуит вытаращил глаза, быстро переводя взгляд с одного посетителя на другого.
- Не молчите же, господин Хандуит, - сказал Лайам. - Вы вызвали демона, чтобы о чем-то его расспросить, и уж, конечно, должны знать, о чем же.
- Г-господин, - заикаясь произнес Хандуит, не находя слов для ответа.
- О корабле, - прошептала Ровиана Хандуит, и мужчины удивленно к ней повернулись. Ее рука снова выскользнула из-под покрывал, и она слабо ею махнула. - О том корабле, дорогой, которого мы так ждали... - Слова больной заглохли в приступе тихого кашля, и Хандуит, присев на кровать, закрыл рот супруги ладонью.
- Не надо так напрягаться, милая, - сказал он, затем повернулся к Лайаму. - Она права, господин. Мы хотели узнать о корабле, в который вложили все наши деньги. Корабль все не возвращался, и мы отчаялись в своих ожиданиях, ведь все зависело от его возвращения, господин. Наше будущее, наши надежды, а кредиторы уже не давали житья. Конечно же, нам, господин мой, хотелось узнать, когда вернется корабль, конечно же, и это должно быть понятно.
- Как называется судно?
- Что, господин?
Тут появился стражник с креслами, затребованными Эласко, и принялся их устанавливать. Лайам какое-то время сердито глядел на поднятый им кавардак. Когда он вновь повернулся к постели, Хандуит выпалил:
- "Тигр", господин мой, он приписан к фрипортскому Дордрехту. Он перевозит пряности, господин.
Лайам нахмурился. Морские волны бороздили сотни "Тигров", перевозящих пряности, и многие их владельцы проживали в свободных портах. Однако, хотя самочувствие госпожи Хандуит внушало ему тревогу, неуверенность в ответах ее мужа убеждала его в виновности обоих супругов.
- Судно уже вернулось?
- Увы, нет, господин мой, я боюсь, что оно пропало, а с ним погибли и все наши надежды.
- Все? Разве ваш брат тоже вложил в него деньги?
- Н-нет, господин, нет.
- Насколько я знаю, он был очень богат, - сказал Лайам, изображая искреннее участие.- Теперь, после его смерти, вы унаследуете огромное состояние. Так что причин впадать в отчаяние у вас вроде бы нет.
- О, господин мой, - запротестовал Хандуит, поднимаясь на ноги,- даже если правда восторжествует и нас оправдают, мы скорее пойдем просить милостыню, чем притронемся к этим деньгам! Они в крови, а мы, пусть и невольно, послужили причиной тому, что она пролилась. Это будет несправедливо.
Лайам в конце концов сел в кресло, принесенное стражником, знаком пригласив присесть и Эласко. Затем он помог Фануилу спуститься со своего плеча на относительно сухой пятачок пола.
- Это похвально, хотя, если решением ареопага вина с вас будет снята, я посоветовал бы вам принять наследство, чтобы потратить часть его на поправку здоровья вашей супруги. - Он повернулся к Эласко.- Покойный Элдин Хандуит оставил завещание?
- Н-нет, - ответил застигнутый врасплох молодой квестор. - Думаю, нет.
- Стало быть, вы становитесь наследником всех его денег, - продолжал Лайам, снова повернувшись к Хандуиту. - Равно как, полагаю, и его дома. Это ведь был его дом?
- Да, господин, ему его завещал наш отец.
Лайам, вытянув ноги, устроился поудобнее.
- Вы ладили с ним? Ваша совместная жизнь была... ну, мирной?