Туда и направился Моркелеб, и Дженни распростерла разум, вызывая молнию и начертив вокруг них охранные заклятья, чтобы помешать их преследователям сделать то же самое. На этот раз с ними ничего не случилось: никаких схваток между противоборствующими силами, только замерцала молния – гнетущие вспышки, озарившие мягкую тьму вокруг.
Немного погодя дракон плавными кругами направился к земле.
– Джон? – Дженни повернулась, и мокрый корсаж с нижними юбками прилипли к телу. Пещера, куда их доставил дракон, была такой низкой, что только Дженни могла стоять в ней, выпрямившись, и она сужалась, углубляясь в холм. Лил унылый дождь, безостановочно падая на наружный склон. Она слышала журчание – должно быть, поблизости был ручей Клейбоггин – и почти бессознательно она определила, где они находятся и как далеко улетели.
Ведьмин огонь замерцал на очках, когда Джон повернул голову. Ее поразило, что среди хаоса огня, крови и магии Моркелебу удалось схватить их обоих.
– Мне жаль насчет Яна, милая.
Она глубоко втянула воздух. – Ты знал, когда стрелял?
– Ага. – Он осторожно выпрямился. Тончайшие голубые нити света сделали заметнее пластины старого металла, которыми был украшен его камзол. За ним, невероятно распластанный, словно жук в щели, в глубине пещеры лежал Моркелеб
– мерцание алмазных глаз и шипов. – Видишь ли, я знал, что он будет наездником Нимра.
Дженни отвернулась. Знание, что Ян жив и его можно вернуть, сжигало ее: ярость, негодование, ужас от того, что сделал Джон.
– Карадок не даст ему умереть, ты же знаешь, – продолжил Джон. – В мире слишком мало магов, и ему пришлось вытащить их обоих, Нимра и Яна, – всех троих, я бы сказал, если считать того гоблина, что его оседлал – из боя, как он вытащил Изулт.
– А если бы твоя стрела его убила наповал? – Голос ее дрожал. – Мы можем вернуть его, Джон, но не из мертвых.
– Если бы мы умерли тогда, – мягко сказал Джон, – как думаешь, кем был бы Ян, кроме как рабом гоблинов, беспомощным пленником этой драгоценности до последнего вздоха и удара сердца? Наблюдал бы, что они творят, живя его болью? Иногда стрела в сердца – это подарок, преподнесенный из любви.
Дженни смотрела в сторону. Он был прав, но ей было так больно, что не находилось слов. Джон снял камзол и улегся, положив голову на мокрый насквозь ком из пледов. От его рубашки шел легкий пар из-за заклинаний тепла, которые вызвал Моркелеб, чтобы высушить их одежду. В пещере раздавался только звук дыхания, когда снаружи пробился серый свет. Чуть погодя Дженни встала и передвинулась, чтобы лечь радом с ним, сжимая его руку.
Учитывая неровную и сильно заросшую лесом территорию Лесов Импертенга и возможность присутствия там восставших отрядов, и Джон, и Дженни посчитали небезопасным, высаживаться в темноте, в нескольких милях от лагеря солдат Короля. Более того, как отметил Джон, невозможно сказать, не следил ли за ними кто-нибудь из драконов, выжидая, чтобы напасть на них с Дженни, как только Моркелеб скроется из виду.
Поэтому дракон полетел прямо к лагерю у подножия холмов Джотема и на второй день после их бегства кругами спустился с вечернего неба. Дженни раскрыла над ними огромный зонтик Промажь по цели, чтобы справиться с последствиями.
Это было необходимо. Со всех концов лагеря с криками высыпали люди – из лагерей, поскольку с высоты было ясно, что каждый из вассалов Короля разбил свои палатки по отдельности, и было невозможно спутать полосатые палатки Халната и светло-кремовое, хотя и потрепанное, пристанище солдат Хита. Драконьим зрением Дженни ясно их видела, и фасон и цвет их одежды отличались так же, как вид и размер их бивуаков. Вместе с диким ржанием лошадей и безумным блеянием овец, в панике носящихся по кругу в загонах, до нее доносились голоса. Бесполезной тучей взмыли стрелы. Потом солдаты кинулись врассыпную, как неслись сюда, тыча пальцами и крича, когда увидели, что дракон зажал в когтях людей.
Джон оставался Джоном, он махал руками и посылал воздушные поцелуи.
Балансируя на огромных крыльях, Моркелеб вытянул длинные задние ноги к земле, а потом присел и сложил крылья. К этому времени на углу плаца, где он обосновался, стояли только два высоких худых молодых человека – рыжеволосый носил черную мантию ученого, а очки белокурого казались нелепыми в сочетании с красной военной формой, красными бриджами и красными стоптанными сапогами с искусным тиснением.