– Морские твари, Лит их упоминает в заметках, – сказал Поликарп.-Он их не описывает – их не было среди тех, кто проходил сквозь стеклянный шар и кровь. И это единственное упоминание, которое я когда-либо видел, о драконах Эрнайна.
– Здесь нет имени Изикроса, – сказал Джон, – но тут говорится, что «один древний маг» поработил драконов – никаких упоминаний о волшебниках – с помощью сделки, которую он заключил с демонами, которых призвал сквозь зеркало. А вот тут самое интересное. – Он снова поправил очки и порылся в манускрипте. – А, вот: Демоны воюют даже друг с другом, ибо демоны из одной Преисподней мучают и пожирают демонов из другой Преисподней, так же как она мучают и пожирают людей. Поэтому магию Исчадий Ада можно использовать друг против друга.
Он взглянул на Моркелеба.
–Ты когда-нибудь слышал об этом раньше?
Я слышал об этом, прошептал мрачный голос в разуме Дженни. Исчадья Ада стараются найти дороги в этот мир, ибо души и тела живых для них то же, что золото для драконов, то, что приносит им удовольствие. Они пьют боль, как драконы пьют музыку, что обитает в золоте. И я слышал также, что одни демоны могут пить – и пьют – боль других демонов.
– Тогда может быть, именно это сделали маги Прокепа, чтобы одержать верх над армией драконов. Не использовать человеческую магию вообще, а договориться с…
Усы дракона дернулись вперед, а глаза стали похожи на крохотные опалы, внушающие ужас во мраке.
Стихоплет, даже не думай ехать к руинам Эрнайна и заглядывать за зеркало Изикроса. Это дурное дело – связаться с обитателями мрака. Они не помогут без уплаты пошлин в обмен, и эти пошлины, которые они просят, подвергают опасности не только тех, кто договаривается с ними, но и всех, чьих жизней они касаются.
– Эрнайн? – Поликарп резко повернул голову. – Никто не знает, где он находится. Записи говорят об этом, но …
После того, как город пал под натиском драконов, его разрушили, сказал Моркелеб. Но позже на руинах поднялся другой город. Его назвали Син – в честь бога, которому там поклонялись.
– Син? Ты имеешь в виду Сайн, руины, где в холмах берет начало ручей Гель? – Голос Мастера был полон воодушевления. – Это был Эрнайн? Ты уверен?
Моркелеб повернул голову, и снова Поликарпу пришлось отвести глаза в сторону, чтобы не встречаться с драконьим взглядом. Дженни видела тлеющие угольки ноздрей Моркелеба и чувствовала, как жар его гнева ветром пустыни прошелся по ее разуму. Вот что происходит, сказал дракон, стоит только стать размером с собачонку: мелюзга, чьи воспоминания едва ограничены одним кругом долгого танца луны и солнца, спрашивает меня, уверен ли я в существовании этих городов – когда я видел, как они были созданы, разорены, а потом созданы и разорены снова. Ха!
В полном смущении Поликарп извинился, но Дженни почти не слушала. Она почти ничего не слышала после слов Магию Исчадий Ада можно использовать друг против друга. Ей казалось, что у нее застывает дыхание и в груди холодеет сердце.
Ян.
Джон тихо положил руку на ее ладонь. Его голос шепнул ей на ухо. – Он прав, милая.
Она быстро взглянула на него.
– Что бы мы ни делали, чтобы разобраться с Карадоком и его прихлебателями, но если мы натравим одну компанию демонов на другую, мы сделаем только хуже – и нам, и тем, кто придет после нас.
Она смотрела в сторону.
– Я знаю.
Но во время ужина и ночью, читая свитки, таблички и книги в библиотеке Халната, она не могла ни изгнать эти слова из мыслей, ни перестать думать о Яне – пленнике собственного тела и сапфира в шкатулке Карадока. Когда она заснула, мысли о нем, его образ последовал и в ее сны.
Глава 18
Во сне Дженни попала в Эрнайн, желтый город, к которому с гор сбегал ручей Гель, а на плодородных почвах в излучине реки цвели фруктовые сады. Во сне она видела его во времена мага Изикроса и героев – Алкмара Божественного и Оунтса, воспетых лирой. Она прошла по рынку, что находился перед холмом цитадели и по извилистой тропинке взобралась ко дворцу из песчаника и мрамора, где среди колонн придворные дамы Королевы ткали полотно, а в волосы их были вплетены золотые нити.
Ей казалось, что кто-то, шедший за ней по пятам, спросил: – Ты когда-нибудь интересовалась, кто такой этот Изикрос, милая леди? Где он жил и что это был за человек? Знаешь, он был принцем королевского дома. А глаза его были подобны ярким изумрудам, что сверкают на солнце.
Когда она повернулась, чтобы посмотреть, кто говорит, рядом никого не было. Но тем не менее, когда Дженни заторопилась, она почувствовала, как ее ладони коснулась рука.
Тогда она испугалась и захотела к Джону. Но Джон спал рядом с ней, далеко, в их временной кровати в Цитадели Халната, а она была здесь, в Эрнайне, за тысячу лет до этого, в одиночестве.
Она стала спускаться по узким ступеням и увидела, как необработанная плоть холма уступила место оштукатуренным каменным блокам. На штукатурке были нарисованы газели, большие черные королевские газели с шестифутовыми изогнутыми назад рогами, порода, которую никогда не видели вблизи от Злого Хребта. Откуда-то она знала, что их стада бродят в нескольких милях от городских стен. Поблизости кто-то играл на арфе, – нежная мелодия, от которой ей захотелось плакать. Когда к глазам прихлынул жар, она услышала тихое хихиканье, смех над ее печалью и чем-то еще. Она сдержала слезы.
В скале был прорублен коридор. На потолке нарисованы созвездия. Среди звезд, распустив бесстыдный хвост, висела комета. Вход в коридор скрывали одни портьеры, несколькими футами дальше преграждали путь другие; дверь в конце коридора прикрывали целые слои портьер. Круглая комната за ними была задрапирована занавесками целиком, кроме потолка, где снова было нарисовано ночное небо и комета, еще ярче и холоднее, чем прежде.
В комнате находилось зеркало. Она даже не думала, что оно может быть таким большим – по меньшей мере пяти футов в высоту. Оно было сделано из странного голубовато-розового с молочным отливом стекла, что находили в руинах самых старых городов на юге, а что за ним, она не знала. Но что бы это ни было, оно, казалось, пылало сквозь стекло, так что с поверхности поднимались нити пара, хотя когда она подошла ближе, ощущения жара не было. По бокам зеркало обрамляла серебристо-серая пена металла – он беспокойно сиял во мраке. Изгибы и углы притягивали взор незнакомым стилем, словно к невиданному прежде мраку.