— Да нет, — неловко оправдывался Саймон. — Просто… люди бывают очень убедительными.
— Тебе пригрозили сломать ногу, если ты не выбросишь мой товар и не станешь продавать их?
— Не совсем, — промямлил Саймон, не решаясь соврать что-нибудь поправдоподобнее. Его было слишком легко убедить в чем угодно, если найти правильный подход.
— Все в порядке, — сказал Брюер, надеясь, что это звучит не слишком искренне. — Этого следовало ожидать. Технология как пружина, уже не говоря о деньгах, вложенных в нейролошческие исследования. Я — всего лишь человек и не надеюсь в одиночку совершить революцию в психотропных средствах. На рынке для всех хватит места, можно обойтись и без конфликтов. Как-никак на дворе тысяча девятьсот девяносто девятый год, и мы не первобытные толкачи крэка, верно? Я просто должен знать, что происходит. Почему бы тебе не торговать заодно и моей продукцией?
Саймон неловко пожал плечами. Он явно знал причину.
Брюер задумался, не слишком ли оптимистично допустить, что новые конкуренты похожи на него: цивилизованные люди с учеными степенями, хорошо оборудованными лабораториями и серьезным интересом к новой фазе эволюции человека. Или в игру вернулись старики, торговавшие прежними зельями? Если так, страшно подумать, на каком уровне у них контроль качества. Он уставился через плечо Саймона, соображая, насколько серьезные неприятности впереди.
Его блуждающий взгляд внезапно задержался и остановился на стройной фигурке, выбирающейся из будки на другой стороне зала. Он обратил бы на нее внимание, даже если бы не узнал лица, прячущегося за дымчатыми очками. Сообразив, кто перед ним, Брюер совсем опешил.
Саймон, обернувшийся посмотреть, на что так уставился собеседник, поспешно отвернулся, словно опасался заглядеться на столь ослепительный профиль.
— Она часто здесь бывает? — спросил Брюер.
— Захаживает. Кое-кто из работающих девочек до сих пор числится у нее в подружках. Говорят, ее старику это не по вкусу, но днем он за ней не следит.
— Должно быть, хладнокровный тип. — Брюер прикрыл усмешкой укол неожиданной ревности. Он около года снабжал Дженни таблетками счастья в обмен на секс, но она пользовала еще много всякого и вечно была под кайфом. Он бросил ее, когда она скатилась слишком низко, чтобы оставаться особенной. Его опыт говорил, что тот, кто начал скатываться с этого холма, обратно уже не поднимется. Но сейчас Дженни выглядела особо особенной — куда лучше, чем раньше. Верилось в это с трудом, учитывая, что она была не моложе Саймона и сладостные годы невинности остались далеко позади.
— Такой хладнокровный, что жуть берет, — сказал Саймон. — Хотите подойти поздороваться?
Не то чтобы он всерьез рассчитывал так легко отделаться, но в его голосе явственно прозвучала нотка надежды, вызванной, разумеется, пристальным взглядом Брюера. Он бы и не отделался так легко, если бы в эту самую минуту девушка не направилась к выходу, помахав на прощание подружке, смотревшей ей вслед с неприкрытой завистью, но без вполне естественной ненависти.
Брюер не удостоил Саймона нового взгляда, хотя и проворчал: «Я вернусь», по-шварценеггеровски растягивая слова. Почти нетронутое пиво он оставил на столе.
Он легко догнал Дженни — она не спешила.
— Могу подвезти, — сказал Брюер, поравнявшись с ней.
Кажется, она неподдельно удивилась, увидев его. Может быть, заболтавшись, не заметила, как он вошел в паб, и не взглянула в его сторону, выходя. Остановившись, она взглянула ему в глаза. Ее глаза скрывались за темными очками, но ему представилось, что они голубые и ясные, такие же сияющие, как ее кожа.
— Не знаю, Брю, — легко отозвалась она. — Тебе куда?
— Куда хочешь, — сказал он. — У меня свободный день.
— В лаборатории ничего не варится? — В ее голосе была легкая подначка, но ни малейшего следа обиды, окрасившей окончание их связи.
— Днем мы теперь занимаемся только законными реакциями, — объяснил он. — И полночи тоже, как правило. Трудно выбрать время для забав. Последняя государственная лаборатория закроется в апреле — не оправдывает расходов. Частные предприниматели вроде меня теперь изготавливают все лекарственные препараты и экспертизу на безопасность тоже проводят. Мы никогда еще не были так загружены.
— Лекарства? Ты так это называешь?
Это было едва завуалированное оскорбление. Он всегда изготавливал продукт максимальной чистоты и безопасности, потому что предпочитал, чтобы все его клиенты оставались здоровы и счастливы, конечно.