Впрочем, пока Марклоу не выказывал намерения раскрываться. Сперва он хотел услышать, что скажет Брюер, и если выражение его глаз о чем-то говорило, тому стоило очень тщательно подбирать слова. Может, эпоха первобытных торговцев крэком и ушла в прошлое, но на свете еще достаточно личностей, готовых убить без малейших угрызений совести.
— Я немного вздремнул перед выходом, — заговорил Брюер, надеясь, что его голос звучит достаточно спокойно и уверенно. — Хотел посмотреть, что это за сны. Мне не верилось, что такое возможно — прокручивать в голове сны, как магнитофонную запись. Только ведь это не сны животных, верно? У животных область сновидений строго функциональна: отработка инстинктивного поведения и соответствующего нейрохимического подкрепления. Сны связывают их жизненные потребности с удовольствием. На несколько минут я даже задумался: может быть, это действительно какая-то наследственная память, случайно вызванная секрецией агента… Но это бессмысленно. Волки и летучие мыши не в родстве между собой.
Марклоу кивнул, но в его мрачных глазах не было одобрения.
— Потом, — сказал Брюер, — я обдумал гипотезу внеземного происхождения — инопланетная ДНК, занесенная метеоритом или разбившейся летающей тарелкой, но это я просто насмотрелся телевизора. Ответ намного проще. Всего-то и нужно было, что вспомнить другую болезнь, действующую аналогичным способом, — и он работает, хотя ее вызывает всего-навсего вирус, которому до хромосомы не хватает пятидесяти генов.
Он выдержал эффектную паузу. Дженни невольно подыграла ему, спросив:
— Какую болезнь?
— Бешенство, — ответил ей Брюер. — Видишь ли, вирус бешенства не особенно заразен. Он не всегда выживает, даже если внесен в открытую рану при поддержке слюны, чтобы добиться этого, ему приходится довольно сильно изменять поведение жертвы. Водобоязнь, безудержная агрессия… Абсолютно новый набор метаинстинктов — такова цена выживания. Это чертовски неудобный способ передачи. Кто бы мог подумать, что эволюция могла дважды повторить этот механизм? Может быть, она и не повторяла. Возможно, этот вирус — просто обрывок той риккетсии. Вероятно, наш с тобой вирус — прадедушка бешенства, а вирус бешеной собаки — всего лишь блудный сын.
— Я не страдаю никакой формой бешенства, — ледяным тоном отозвалась Дженни. Она разозлилась гораздо меньше, чем рассчитывал Брюер.
— Нет, — согласился он, не страдаешь, — пока принимаешь паллиативы. Но притом… Это тщательно изготовленный штамм, отобранный по принципу сохранения благоприятных эффектов и стирания нежелательных. А вот мистер Марклоу страдает своего рода бешенством. Не так ли, мистер Марклоу? У вас оригинал — та форма бешенства, что наши предки назвали вампиризмом.
— У меня было бешенство, которое ваши предки назвали вампиризмом, — отчеканил Марклоу. — Теперь у меня модифицированная форма, более сходная с тем штаммом, которым инфицированы мои подопытные. Можно сказать, я излечился, если не слишком строго подходить к значению этого слова. Я променял неудобную, но ценную инфекцию на ее благовоспитанного родича, столь же ценного, но гораздо менее неудобного.
— Насколько «менее неудобного»! — осведомился Брюер.
— Что дали результаты ваших анализов? — вопросом на вопрос ответил экс-вампир.
Брюер вытащил из внутреннего кармана куртки листы бумаги. Всего дюжина листов формата А4, но на них уместилось множество данных и краткое заключение.
Пока Марклоу просматривал данные, Брюер изучал Дженни, отыскивая легчайшие проявления любых побочных эффектов. Отметина на шее подсказала ему, что ей до сих пор требуются инъекции: даже при введении прямо в сонную артерию, риккетсия с трудом приживается в мозгу и соседствующих с ним органах. Но это было совсем не плохо. Если он возьмется содействовать великому замыслу Марклоу по перестройке человеческой природы, то легко выведет поддерживающие ее препараты — были бы под рукой образцы культуры.
— Хорошая работа, — сказал Марклоу, просмотрев знакомые сведения и прочитав его заключительные выводы. — Ваши сотрудники, очевидно, профессиональная команда, и вы им доверяете. Много ли им известно?
— Они знают, что существует совершенно новый подход к омоложению и продлению жизни, и получили достаточную основу, на которой могли бы продолжать исследования в данном направлении: порознь или совместно. Они не знают, что этот новый подход на самом деле очень стар. Им известно, что я получил информацию от кого-то еще, но полагают, что это очередное задание. Но они не догадываются, что это подарок графа Дракулы. Не знают, что один из образцов крови взят у меня и что я — носитель. Так насколько менее неудобного?