Один из насекомоподобных охранников направил на нее сенсорный датчик:
— Вы не записаны на сегодня.
В его голосе слышались металлические нотки. С трудом верилось, что за этой пластмассовой оболочкой скрывается человек.
— Я хотела бы прояснить кое-что. Сообщите профессору Нейману, что я здесь.
— Ему это известно. Я провожу вас.
Профессор Нейман, очевидно, только что облился дешевым одеколоном. Когда она вошла, он сидел за рабочим столом, с выражением изысканной скуки на лице, занеся шариковую ручку над толстым журналом для записей. Он походил на писателя, позирующего для книжной обложки.
— Имя? — решил он скаламбурить[19]. — Вот так радость! Для вас, разумеется! Ха-ха. Шучу-шучу…
— Я хотела бы увидеть Гиорси, — сказала она, стараясь не выдать нетерпения.
Его хорошее настроение вмиг улетучилось.
— Ага, — сказал он, — поздновато, однако. Он у себя. Личное время. Читает, наверное. Гадость какую-нибудь или что еще похуже.
— Мне нужно его кое о чем спросить. Это срочно.
— Завтра еще никто не отменял.
— Приближается новый год… В общем, завтра последний день старого года. Сомневаюсь, что смогу выбраться из города, даже если захочу.
Он с нахальным видом повел головой:
— А почему бы вам не остаться у меня? Мы могли бы поужинать вместе, и моя квартира лишь…
— Профессор, прошу вас!
В ее голосе послышались стальные нотки — обычно они предназначались редактору, когда тот начинал буйствовать. Прием сработал.
С кислым выражением лица он дал ей знак следовать за ним. Вместе они покинули царство полированных стен и холодного освещения и на лифте приехали в промозглый ослепительно-белый холл, кишащий насекомоподобными охранниками и освещенный светом столь ярким, что Наим почти удалось разглядеть призрачную бледность кожи за защитным забралом их шлемов.
— Мы называем это место Пентхаус, — сказал Нейман, к которому вернулась его привычная напыщенность. — Здесь живут наши опасные преступники. Лифт, на котором мы приехали сюда, — единственный вход и единственный же выход, если не считать секретного туннеля, ведущего к вертолетной площадке на крыше. У них тут красивый вид из окна. Мы обращаемся с нашими Ганнибалами лектерами с большим почтением.
Они миновали множество массивных стальных дверей с окошечками. В некоторых из них виднелись лица, примкнувшие к запотевшему стеклу, — можно было разглядеть лишь безумные глаза и рот. Нейман остановился и приложил руку к панели генетического контроля у двери. На дверное окошечко с внутренней стороны был прилеплен листок бумаги, на котором был тщательно выведен черный крест.
— Вы позволяете им иметь письменные принадлежности?
— Да. Только уголь. Сами понимаете.
Он махнул рукой. Два охранника выросли по обе стороны, когда они зашли в камеру. Лунный свет, минуя бумажные кресты на стекле, залил оснащенное кондиционером помещение. Салавария, полностью обнаженный, в углу камеры чертил что-то углем на коже. Он изрисовал всего себя черными крестами. Рядом валялась разорванная книга.
Увидев Неймана, он вскочил и с распростертыми объятьями бросился к профессору. Тут же ствол винтовки охранника уткнулся ему в горло.
— Профессор… — сказал он.
И Наим было приятно услышать сдержанность в его голосе. Она поймала себя на том, что таращится на его поникший член, который был разукрашен в той же манере.
— Профессор, вы принесли мне распятие?
— Не сейчас, Гиорси.
— Но вы сказали…
— Госпожа Фоксли пришла повидать вас.
Нейман удалился — надо полагать, в свое орлиное гнездо, откуда мог следить за встречей на экране. Охранники остались, но Наим было ясно, что Салавария не намерен бунтовать. Она села рядом с ним у стены, отодвинув в сторону пару страниц. Одно предложение из книги бросилось ей в глаза: «Наяву или во сне, никогда он не чувствовал себя более живым».
— Вы не хотите одеться? — спросила она.
— Мой вид вас смущает?
— Нет.
Они помолчали. Размеренное синтетическое дыхание охранников раздражало ее, она была здесь и не знала, как продолжить.
— Вы ходили туда, — сказал он.
— Я ходила.
— И?..
— И это отнюдь не доставило мне удовольствия.
Он закрыл глаза:
— Я знаю. Прошу прощения. Я не мог вас предупредить. Вы могли бы и не пойти, если бы знали заранее.
— Кто этот Д.? — спросила она. — Кто этот Драул?
Опасаясь последствий, он, как Наим смогла заметить, удержался от того, чтобы не рассмеяться, но зловещая усмешка промелькнула все же на его изможденном лице, разрисованном угольными крестами.