Вообще, действующих вулканов осталось не так много: Везувий, Святая Елена, Этна, Тихий Огненный Круг. Конечно, в этом мире происходят и другие смертоносные представления, повергающие публику в ужас ничуть не меньше вулканов, — землетрясения, тайфуны, ураганы, наводнения, не говоря о восстаниях, войнах и погромах, которые с успехом заполняют паузы между вспышками природной ярости.
Помню, по мере того как тысячелетие близилось к концу, предчувствия, охватившие вас, людей, становились все более мрачными. Многие не сомневались, что конец тысячелетия станет и концом света. Пророки и прорицатели всех мастей — от Нострадамуса до Эдгара Кайса — разжигали всеобщую истерию. До какой степени дошла людская недальновидность, если вы не способны увидеть разницу между единичным событием и длительным процессом.
Одно тысячелетие сменилось другим, только и всего. Ровным счетом ничего не произошло. Мир испустил вздох облегчения и позабыл о недавних страхах, не замечая, что продолжает катиться к своему концу.
Ни в Христе, ни в Аллахе уже нет ни малейшей необходимости. Конец света произойдет без их участия: смещение земной оси, вызванное стремительным таянием многокилометровых толщ льда на Южном полюсе, привело к тому, что движение планеты по орбите замедлилось и день ото дня становится все медленнее.
Представьте себе апельсин. Теперь представьте, что кожура апельсина окутана сложной сетью рек, магнитных полей и тектонических плато. А еще по ней бродят крошечные хрупкие создания, уверенные в могуществе своей науки и живущие во власти суеверий. На поверхности уязвимой и ненадежной кожуры эти создания строят свои жилища.
А теперь выгляните из своего окна.
Выглянув из своего, я увидел столб черного дыма, извергнутого Везувием. Отсюда он казался всего лишь темным пятном, расплывшимся на фоне голубого неба.
На третью ночь ко мне явился Влад — папа Иннокентий XIV. Остановившись в дверях камеры, он уставился на меня, словно хотел в мельчайших подробностях запомнить мой облик.
— Ты по-прежнему не способен познать собственную натуру, Хью? — спросил он и распростер руки. — Не отвечай, в этом нет нужды. На свой вопрос я могу ответить сам. Ты был и остаешься хищником, но пытаешься найти этому оправдание. Сердце твое вожделеет крови, а с губ срывается жалкий лепет.
— Судя по всему, тебе тоже не так просто постичь собственную натуру, — заметил я, указав на его роскошное папское одеяние.
— Тяжелые времена требуют железных правителей, а история еще не знала таких тяжелых времен, как нынешние, — изрек он. — Я просто принял брошенный вызов и достиг могущества в военную пору. Ты сам был свидетелем этого. Но повелевать трупами в мирное время, когда над каждым живущим более не висит угроза смерти, — довольно скучное занятие. — Его губы скривила змеиная улыбка. — Поэтому ты здесь, сидишь на этой скамье, а я стою над тобой с кольцом святого Петра на пальце. Я всегда был ведущим, а ты покорно следовал за мной. Да, моя природа стала иной благодаря тебе, но твой укус лишь ускорил преображение моей воли и разума.
— Значит, ты стал миротворцем?
— По крайней мере, мне удается казаться таковым. Этот мир предпочитает миротворцев, Хью. Они являют собой приятный пример для подражания.
«Как ему удалось вознестись так высоко?» — спрашивал я себя. Я знал, он был избран папой в годину, когда Церковь раскололась на две части и земля начала уходить у кардиналов из-под ног. Сторонники идеи всеобщего братства и распахнутых объятий никак не могли найти общего языка с приверженцами жесткого курса, уверенными, что править нужно огнем и мечом.
Как он сумел использовать их разногласия для своей выгоды? Ведь он никогда не был рукоположен в священники и не имел доступа в Ватикан, а всего лишь бросил в землю, вспаханную войной, семена новой легенды. И когда пришло время, пожал щедрые всходы.
— История повторяется, — молвил Влад. — Тебе известна судьба папы Целестина V? Того, что взошел на папский престол в тысяча двести девяносто четвертом году?
Мне пришлось признаться в своем невежестве.
— Странно, что ты ничего о нем не знаешь. В то время ты уже жил. Я-то появился на свет сто пятьдесят лет спустя. Слушай меня внимательно и делай выводы о том, как надо пользоваться ситуацией.
Церковный конклав длился уже полтора года, а кардиналы никак не могли сдвинуться с мертвой точки, — начал он свой рассказ. — Спорам и препирательствам не было конца. Каждый хотел взойти на папский престол, и каждый не мог допустить того, чтобы это сделал другой. Наконец они достигли согласия и избрали папой восьмидесятилетнего отшельника, жившего в пещере высоко в горах Южной Италии. Разумеется, кардиналы действовали в собственных интересах: они полагали, что старик будет послушной марионеткой в их руках. Так и случилось. Когда несчастного старого дурня заставили спуститься с гор и приехать в Ватикан, он был растерян и испуган донельзя. Тоскуя по своему убежищу, он приказал сделать в папских покоях его копию и спал там. Он был совершенно не способен править и, промучившись несколько месяцев, отрекся от престола и вернулся к отшельнической жизни.