— Как вы его убили?
Даффи тряхнул головой:
— Мы не убивали. Сначала мы решили, что он просто сумасшедший. Время от времени забредают всякие: радиация и прочее… Пытаются поймать и съесть кого-нибудь из горожан.
— Съесть?
— Сначала все выглядело именно так. Потом он стал бормотать, что, мол, ему нужна кровь и что он живет уже много веков, столько повидал… Вот тогда-то мы и заметили, что пульса нет. Ему становилось все хуже, и в конце концов он перестал разговаривать, дышать, вообще подавать признаки жизни. Пищу не принимал — не то чтобы у нас было много чего ему предложить… Мы и сейчас питаемся крайне скудно. И он затих, но не разлагался. Просто лежал и лежал.
Даффи кивнул Элинор Ривайн и сказал Блумлейну:
— Боюсь, они уже готовы заняться вами.
Блумлейн задрожал. Его охватила паника.
— Послушайте! Подождите. Всего несколько минут.
— Зачем?
— А что… что вы собираетесь со мной сделать? Что вы делаете с этими… овощами?
— Ну хорошо, — вздохнул Даффи. — Только коротко. Когда мы поняли, что приобрели, а точнее, что можем приобрести, потому что некоторое время были настроены скептически, мы, точнее, я задумался над тем, обладает ли его кровь восстанавливающим действием. Ведь в разных байках про вампиров все крутится вокруг вечной жизни. Итак, мы взяли у него кровь, я сделал анализ — какой возможен в данных условиях, — и мы поняли, что его кровь — целительный и продлевающий жизнь эликсир. Мы давали ее пить больным — действует немедленно, и эффект потрясающий. Его кровь дает сверхчеловеческую физическую силу, снижает или сводит на нет потребность в сне и отдыхе. Еще она лечит ожоги и лихорадки разных видов. Результаты были невероятные! Честное слово, если бы я не сам проводил тесты, не поверил бы.
Но тут возникает проблема. — Даффи задумчиво причмокнул губами. — Ресурс-то ограничен! Нет сердечно-сосудистой системы — нет и кроветворения. Сколько есть крови, столько и есть, и больше не будет. И тогда у меня появилась идея: мы ведь можем снабжать его организм кровью, которую он, если бы мог, добывал себе сам. К тому времени, как я уже сказал, он по всем признакам умер. Только что не смердел. Сначала я соорудил из человеческих тканей и сосудов, какие удалось раздобыть, подобие сердца — нечто, напоминавшее большую репу. Очень быстро выяснилось, что необходимо увеличить его мощность и наладить поступление наиболее расходуемых ингредиентов. К сердцу теперь прилагаются приспособления, играющие роль левых и правых желудочков. Я сделал три стальные камеры — с титаном как-то не сложилось — в брюшной полости, каждая — по восемьсот граммов весом, плюс шестьсот ярдов трубок, выполняющих функцию аорты, и шестнадцать клапанов — чтобы избежать сгустков. Потом мы соорудили генератор и… Ладно, не буду утомлять вас подробностями.
Мертвой хваткой держа пленника за предплечье. Том Даффи свободной рукой величественно указал на болтающиеся повсюду тела:
— Все они живы — вливания физраствора и капустная диета очень хороши для сердца и кроветворения, — а их кровь постоянно и медленно переливается главному телу этой установки. Которое… Черт знает что оно с ней делает: ну, скажем, превращает воду в вино. Мы это вино пьем. Вот так все просто.
— Вы что-то вводите им… Я видел. — Блумлейн кивнул в сторону Элинор Ривайн. — Я видел, как она вколола что-то моей жене.
— Просто соединение основных металлов, разрушающее нервную систему, — объяснил Даффи. — Они живы, но не могут двигаться. Я имею в виду сколько-нибудь существенные и осмысленные движения. Открывают и закрывают глаза, иногда пытаются говорить. Но это нечто совершенно бессвязное.
Блумлейн взглянул на обнаженного мужчину, висящего среди других тел, потом перевел взгляд на Тома Даффи:
— Вы теперь говорите как-то иначе. У вас нет…
— Простонародного говора? Я образованный человек, мистер Блумлейн. Не хочу сказать, что я лучше других жителей Памп-Хэндл. Просто знаю больше. Мы с Милдред усвоили местную манеру говорить, но, когда речь заходит о работе, забываюсь… — Он изобразил на лице выражение тупого деревенщины. — Нельзя быть таким, какой ты на самом деле, чтобы вокруг не поняли истинной важности происходящего. — Он засмеялся. — Понимаете?
Блумлейн кивнул.
— Боюсь, что вам давно пора.
Блумлейн уперся и весь напрягся:
— Подождите!
— Теперь что?