— Есть немного. Совсем немного.
На самом деле у него было хоть завались жратвы, но ей об этом знать не обязательно. Еды почти не осталось, и стоила она еще дороже, чем батарейки. Однако вампиры заботились о том, чтобы у их ковбоев всегда было вдосталь продовольствия.
— Можете дать мне немного?
— Может быть. Зависит от того, сколько у тебя едоков.
— Только я и мой ребенок.
Прежде чем Эл успел придержать язык, слова уже вырвались наружу:
— У тебя есть ребенок?
— Не беспокойтесь, — ответила женщина. — Ей всего четыре. Много она не съест.
Четырехлетняя девочка. Два ребенка за один день. Нереальное везение! В голове уже начал разворачиваться целый сценарий. Женщина переедет к нему. Если она будет вести себя хорошо, некоторое время можно поиграть в счастливое семейство. Если нет, баба и ее отродье пойдут на подарки Грегору. Закончится все равно этим, но почему бы Элу слегка не попользоваться ею, прежде чем она станет вампирской закуской?
А может, ему повезет по-крупному. Может, он успеет обрюхатить эту сучку, прежде чем сдаст ее вампиру.
— Ну-у… хорошо, — протянул он, старательно делая вид, что соглашается без особой охоты. — Выведи дочку на свет, чтобы я мог ее видеть.
— Она дома. Спит.
— Одна?!
Эл ощутил гнев. Он уже считал этого ребенка своей собственностью и не желал, чтобы какой-нибудь кровосос забрался в дом этой дурищи и похитил то, что по праву принадлежит ему.
— А что, если…
— Не волнуйтесь. Она окружена крестами.
— И все же никогда нельзя знать. Лучше возьмем ее ко мне домой. Там она будет в безопасности.
Вроде бы прозвучало так, словно он по-настоящему озабочен.
— Вы, должно быть, очень хороший человек, — мягко сказала женщина.
— Я самый лучший, — улыбнулся он.
«И у меня в штанах есть дружок, которому не терпится с тобой познакомиться».
Они свернули за угол и прошли примерно полквартала до старого двухэтажного здания в колониальном стиле, окруженного разросшимися дубами. Заметив у крыльца красную детскую тележку, ковбой кивнул с радостным предвкушением:
— Ты живешь здесь? Надо же, я только сегодня раза два проехал мимо этого дома.
— В самом деле? — откликнулась она. — Обычно я прячусь в подвале.
— Правильно делаешь.
Следом за женщиной он поднялся на крыльцо и вошел в дом. Внутри повсюду горели свечи, но плотные занавески на окнах надежно скрывали их свет от внешнего наблюдателя.
— Линн спит наверху, — сказала женщина, — я поднимусь и приведу ее.
Она легко взбежала по деревянной лестнице, перешагивая через две ступеньки. Эл проводил ее обтянутые черными чулками ноги жадным взглядом. Ему не терпелось привести женщину к себе домой.
А потом ковбоя осенило: зачем ждать, пока они доберутся до его дома? Здесь тоже наверняка была кровать. Какого черта он торчит внизу, когда может свободно оказаться наверху и опробовать угощение?
— Йо-хо, — тихо сказал он, ставя ногу на первую ступеньку. — Папочка идет к тебе.
Однако первая ступенька оказалась вовсе не деревянной. И вообще, не была ступенькой. Нога прошла сквозь нее, как будто сквозь картон. Когда ошалевший Эл поглядел вниз, он понял, что это и вправду картон — раскрашенная под дерево картонка. В его мозгу только начал зреть вопрос: «Почему?» — когда ногу внезапно прострелила чудовищная боль. Ничего хуже он никогда не испытывал. Боль впилась в ногу прямо над лодыжкой.
Истошно завопив, Эл рванулся назад, прочь от фальшивой ступеньки, но это лишь утроило его мучения. Вцепившись в перила, как пьяный, он простоял бог знает сколько времени, плача и поскуливая. Наконец боль немного утихла. Медленно и осторожно ковбой потянул ногу из ловушки; движение сопровождалось металлическим бряканьем.
Увидев медвежий капкан, повисший на его лодыжке, Эл приглушенно выругался. Острые зазубренные створки капкана глубоко впились в его тело.
Затем сквозь боль просочился страх.
«Эта сука меня подставила».
Стэну не терпелось найти парней, убивавших ковбоев. Вот Эл и нашел их и сейчас готов был обделаться от ужаса. Надо же так глупо попасться! Женщина в роли приманки — классика жанра!
«Нужно отсюда выбираться».
Он метнулся к двери, но рывок натянувшейся цепи отозвался такой болью в ноге, что Эл чуть не сорвал голосовые связки. Рухнув на пол, он стонал и подвывал до тех пор, пока боль не пошла на убыль.
Где же они, остальные убийцы? Наверху смеются над его воплями, пока он скулит, как обмочившийся щенок? Ждут, пока он устанет настолько, что сделается легкой добычей?