- Тогда смотрите на меня.
6
Сабрина снова провалилась в темноту с металлическим привкусом крови.
В этот раз было уже проще - она знала, что будет происходить. И все равно оказалась не готова к тому, что увидела.
Темный зрительный зал. Узкий проход между креслами - огонек свечи выхватывает из мрака резные спинки, на миг расцвечивает алым бархатную обивку. Тишина такая, что шелест собственных юбок кажется оглушительно громким. Она чувствует, что устала, бесконечно устала, и будущее видится черной дырой, такой же темной и пустой, как этот зал.
Она доходит до сцены и поднимается по ступенькам. Ставит подсвечник на доски сцены и отходит на несколько шагов, не отрывая взгляда от огонька свечи. Итак, она выполнила все условия. Пришла - и одна, забыв об осмотрительности, захваченная лишь одной мыслью. Вдруг он, правда... может помочь?
Впрочем, может, и нет. Может, он просто решил вызвать ее сюда и посмеяться. Или хочет надругаться. Или убить. Какая разница, если терять уже нечего.
Она обводит взглядом пустой зал. В каждой тени мерещится угроза - не реальная, не живые, пусть и враждебно настроенные люди, а чудовища из тех сказок, которые рассказывала нянька. На плечо ложится чья-то рука. Она вскрикивает и тут же захлебывается кашлем, пытаясь отдышаться. А он здесь - стоит рядом и терпеливо ждет, пока она сможет заговорить.
- Вы... пришли, - тихо, через силу произносит она. Даже эти слова отзываются болью, но слишком уж хочется поскорее узнать, что он предложит.
Он. Загадочный певец, называющий себя Винченце, но ей, когда они пели вместе всего несколько дней назад, он предложил звать его Талиесин. Герой кельтского эпоса, как он сказал... Воспоминание о воспоминании обрывается, и снова темный зал становится единственной реальностью.
- И ты пришла, - голос - теплый, нежный, чарующий - музыкой звучит в пустом зале. Даже когда он просто говорит, его хочется слушать бесконечно, а уж когда поет... Директора театров устроили настоящую войну за то, чтобы он выступал именно у них. Талиесин снисходительно принимал предложения, но на долгосрочный контракт ни с одним из театров не соглашался. И - его главное правило - выступал только по вечерам.
- И это значит, что ты согласна принять мою помощь?
- Да.
Она произносит всего лишь одно слово, хотя сказать хочется так много. Паоло шутит, что теперь из нее получится идеальная жена, - которая никогда не станет спорить с мужем. А она никак не может заставить себя смириться с мыслью, что больше никогда не будет петь.
- Мне сказали, что медицина мне не поможет, - тихо добавляет она.
- А я и не говорил, что я врач.
Ласковая улыбка на губах Талиесина предвещает ответ, который ей, скорее всего, сильно не понравится.
- А кто же вы?
- Тьма.
Он выдыхает это слово так легко, что сначала она не может понять, о чем идет речь. Потом понимает. Говорят, что иногда Сатана приходит к людям и предлагает продать душу. Если так... Если ему нужна ее душа...
- Мне все равно. Помогите мне, я готова заплатить любую цену. Все, что у меня есть.
Талиесин довольно кивает, в темных глазах появляется хищный блеск.
- Вот так просто, да? И ты готова рискнуть спасением души? Ведь то, что ты потеряла голос, - это испытание, ниспосланное тебе свыше. Ты должна пережить его и смириться, стать хорошей женой и доброй матерью... И навсегда забыть о сцене. Достойное дело, не правда ли?
Она касается шеи, словно вокруг нее, как в ту ночь, затягивается удавка. Талиесин легко рисует ей то будущее, о котором говорила мать. Сцена, что сцена? Сегодня публика тебя любит, а завтра ты забыта и умираешь в нищете. А брак - это надежное и обеспеченное будущее...
- Я не хочу так, - она качает головой. - Не могу. Лучше умереть.
- А вот это я тебе обещаю, - изящно очерченные губы раздвигаются в улыбке. - Вернее, мы с дьяволом, от лица которого я и предлагаю тебе сделку. Твоя душа и твоя жизнь в обмен на вечность и голос. Ты умрешь и будешь жить вечно.
- Вы... сумасшедший? - тихо спрашивает она. - Так ведь не бывает. Никто на самом деле не покупает души.
- Тебе придется мне довериться.
- Но я хочу знать... Хотя бы объясните мне...
Талиесин молчит. Она чувствует, как у нее дрожат руки. Воздуха не хватает, и ей кажется, что она вот-вот упадет в обморок.
Нельзя. Надо держаться. Надо ответить.
- Хорошо. Забирайте хоть жизнь, хоть душу - все, что вам нужно. Я вам верю. Если Сатана, в самом деле, поможет, я согласна на все.
Талиесин тихо и довольно смеется.
- Умница, девочка. Я рад, что не ошибся в тебе. Впрочем, хватит разговоров. На тебе крест? Сними и брось под ноги. Да-да, так прямо и бросай. Он тебе больше никогда не пригодится.