— Да, ты был очень болен. Твой мозг не вынес некоего ужасного потрясения.
— Это значит, что я сошел с ума.
— Джонатан, нет! Не думай так.
— Это правда. Воспаление мозга — синоним сумасшествия. Я пытаюсь вспомнить, что случилось, и сознаю невероятность подобных вещей. Следовательно, я сошел с ума. Последние недели воспоминания продолжали преследовать меня, несмотря на то что я лежал в кровати, в полной безопасности, окруженный заботой своих добрых сиделок. Я не могу об этом думать, Мина, не хочу говорить, иначе снова сойду с ума.
— Все понимаю, дорогой. — Я наклонилась и поцеловала его впалую щеку. — Обещаю больше ни о чем не расспрашивать.
Он выглядел таким благодарным — не знаю, за обещание, поцелуй или то и другое, — что я прижалась губами к его губам и долго не отстранялась.
Потом взял мое лицо в ладони, всего в нескольких дюймах от своего, и тихо произнес:
— Ах, Мина, дорогая Мина. Я так тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Все это время меня поддерживали только мысли о тебе и мечты о нашем будущем. Я так скучал по тебе. Давай поженимся как можно скорее. Ты согласна?
Вопрос застал меня врасплох. У меня засосало под ложечкой, и я откинулась на спинку стула. Мое сердце колотилось от удивления.
— Ты имеешь в виду… поженимся здесь, в Будапеште?
— Да.
— Но ты все еще очень болен и прикован к кровати.
— Знаю. Но я постоянно размышлял об этом, дорогая, с тех пор, как сестра принесла твою телеграмму и мне стало известно, что ты приезжаешь. Говорят, я проведу здесь еще несколько недель. Мистер Хокинс прислал немного денег, но этого недостаточно, чтобы оплатить твое длительное проживание в гостинице, Мина, или отдельную комнату здесь. Ради соблюдения приличий мы должны немедленно пожениться. Тогда ты сможешь разделить комнату со мной. Сестра Агата пообещала пригласить капеллана из британской миссии, который сможет провести церемонию уже завтра.
— Завтра?
Меня охватило жестокое разочарование. Разумеется, я понимала разумность его слов, сама во время путешествия размышляла о тратах и приличиях. Даже старый мистер Хокинс намекнул в своем письме, что неплохо бы нам пожениться прямо здесь. Однако я не ожидала, что это случится так скоро. Я часто представляла свою свадьбу — не в восторженном сне во время поездки на поезде, а наяву — и видела, как стою рядом с Джонатаном в прелестной старой церкви. Мне и в голову не приходило, что я проведу свою первую брачную ночь в больничной палате, у ложа мужчины, который слишком слаб и болен, чтобы стоять на ногах.
— Я понимаю, — сказал Джонатан. — Ты мечтала выйти замуж совсем иначе, но…
— Нет-нет, ты совершенно прав. Хватит ждать. — Я натянуто улыбнулась и постаралась бросить на Джонатана как можно более любящий взгляд. — Я с радостью выйду за тебя замуж, Джонатан Харкер, когда ты сочтешь нужным.
Ту ночь я провела в пустой комнате, любезно предоставленной сестрами. Утром Джонатан проснулся, и я сказала ему, что распоряжения насчет нашей свадьбы уже отданы.
— Дорогая, не подашь мне сюртук? — с улыбкой произнес Джонатан. — Он мне нужен.
Я сочла это странной просьбой со стороны человека, прикованного к постели, но попросила сестру Агату принести сюртук. Вскоре она вернулась и сказала:
— Вот все его вещи.
— Вот как? — Я удивленно уставилась на предметы, которые сиделка разложила на кровати: один-единственный костюм и тетрадь.
— Это все, что у него было с собой при поступлении, — ответила она, прежде чем покинуть комнату.
Джонатан уехал из дома с полным сундуком одежды, в том числе выходным костюмом и шляпой, которые пропали. Его бумажник тоже исчез вместе со всеми деньгами и моей фотографией, которую он всегда носил с собой. Что с ними стало? Однако я обещала ни о чем не расспрашивать, а потому молча стояла, пока Джонатан доставал из кармана маленькую коробочку. С ласковой улыбкой он протянул ее мне.
— Я знаю, как ты мечтала об обручальном кольце, дорогая, и не хочу, чтобы ты вышла замуж без него. Поэтому я дал сестре Агате небольшое поручение в день перед твоим приездом. Надеюсь, тебе понравится.
Я в изумлении открыла коробочку. На голубом бархате лежало обручальное кольцо из чистого золота, украшенное элегантной гравировкой.
— Ах! Какая прелесть! Но, Джонатан, как ты смог позволить себе подобную вещь? Только не говори, что купил кольцо на деньги, которые мистер Харкер прислал на оплату лечения!
— Вовсе нет, — загадочно улыбнулся он. — Я оплатил его из другого источника. Слава богу, мне хватило ума узнать размер много месяцев назад. Примерь, пожалуйста.
Я повиновалась. Кольцо сидело идеально и чудесно смотрелось на руке.
— Вижу, ты не хочешь рассказывать о своем источнике. Поскольку это подарок, быть по сему. Благодарю тебя, любимый, за то, что вспомнил о кольце. Это очень много для меня значит. — Я наклонилась, поцеловала его, затем сняла кольцо и убрала в коробочку. — Оставь его пока у себя, до церемонии.
Когда я подобрала сюртук и другие предметы одежды с намерением повесить их на спинку стула, мой взгляд упал на тетрадь, которая лежала рядом с Джонатаном на кровати.
— Это твой дневник? — спросила я.
— Да.
Я знала, что Джонатан собирался вести стенографические записи о своей поездке в Трансильванию, чтобы набить руку и отточить искусство скорописи, точно так же, как я в Уитби. Внезапно я осознала, что причины всех его несчастий могут быть изложены на страницах дневника. Осмелюсь ли я попросить у него разрешения взглянуть на них?
Должно быть, жених прочел мои мысли, поскольку его лицо омрачилось и он тихо произнес:
— Прости, но я хотел бы немного побыть один, если ты не против.
Я подошла к окну, молча уставилась на деревья, живописные угодья внизу и ощутила недовольство собой, поскольку не желала огорчать Джонатана. Наконец он подозвал меня обратно. С тетрадью в руках он произнес на редкость серьезно:
— Вильгельмина! — Джонатан назвал меня полным именем впервые с того дня, когда сделал мне предложение. — В этой тетради — рассказ о том, что случилось со мной в Трансильвании. Я использовал скоропись, как мы и собирались, но теперь опасаюсь, что это всего лишь бредни сумасшедшего. Я не хочу больше видеть этот дневник, желаю вернуться к привычной жизни, здесь и сейчас, взяв тебя в жены. Но… ты знаешь, как я отношусь к связи мужа и жены. Я не хочу, чтобы между нами оставались тайны и секреты. Потому в порыве откровенности прошу тебя взять эти записи. — С этими словами он вложил тетрадь в мои руки. — Сохрани ее. Ты можешь посмотреть, если хочешь, но не говори со мной о прочитанном. Давай навсегда оставим эту тему… Если только однажды некий священный долг не заставит меня вернуться к горьким часам, проведенным во сне или наяву, в здравом уме или бреду, которые описаны здесь. — Выбившись из сил, он упал на подушку.
— Твое желание — закон для меня, дорогой, — заверила я. — Я уберу тетрадь и прочту ее в должный срок или никогда. Главное, чтобы ты поправился.
Позже я завернула тетрадь в белую бумагу, перевязала лентой и запечатала сургучом, чтобы она служила явным и материальным знаком нашего доверия.
Мы поженились в тот же день. Церемония была короткой и торжественной. К счастью, из двух платьев, которые я захватила с собой, одно оказалось моим выходным, из расшитого черного шелка. Я с самого начала собиралась надеть его на свадьбу.
«Странно, — подумала я, глядя в зеркало, чтобы причесаться. — Тревожное толкование свадебного стихотворения, сделанное Люси, обернулось правдой. Против ее желания я выхожу замуж в черном, далеко от дома, как говорила подруга, навек потерявшись».
Я надела черные лайковые перчатки. Сестра Клара — еще одна милая, славная женщина — раздобыла фату, а добрая Агата принесла букетик разноцветных цветов, которые собрала в саду. Две сиделки стали нашими свидетельницами. Джонатан очнулся ото сна, когда все уже было готово. Я помогла ему сесть на кровати, опереться на подушки и заняла свое место у изголовья.
Когда капеллан встал перед нами, я невольно испытала легкую досаду при виде унылой обстановки. Джонатан с сожалением во взгляде сжал мою руку и сказал: