«Начинай с чего хочешь».
Я подавила смущенный смешок, виновато поглядев на Джонатана, который спал рядом. Привыкну ли я когда-нибудь к способности Николае читать мой разум, как открытую книгу, хотя сама почти не имею доступа к его мыслям?
«Хорошо. Когда ты родился?»
«В тысяча четыреста сорок седьмом году».
Я удивленно подсчитала в уме.
«Выходит, тебе… четыреста сорок три года».
«Я же говорил, что старик».
«Ты также обещал поведать мне, кем был в человеческой жизни и как стал вампиром. Расскажешь сейчас?»
«При личной встрече. Я приду к тебе в полночь».
«В полночь? Разве это безопасно?»
В его ответе послышался смех:
«Не бойся, моя драгоценная любовь. Никто меня не увидит, если я сам того не пожелаю».
До полуночи оставалось недолго. Я немного полежала в темноте, прислушиваясь к ровному дыханию Джонатана, разрываясь между любовью к нему и к Николае. Меня измучило постоянное чувство вины, порожденное этой аморальной двойственностью. Наконец я тихонько поднялась, оделась при лунном свете, проникавшем сквозь шторы, затем села в кресло в зоне для отдыха и принялась ждать.
Внезапно в дверные щели ворвалась стайка пылинок, которая собралась в тело Дракулы. Он махнул рукой в сторону Джонатана, и я упала в объятия любовника. Он поцеловал меня и закутал в свой длинный черный плащ.
«Куда мы направляемся?» — мысленно спросила я.
«В Карфакс. Там снова безопасно, поскольку они считают, что я уехал».
Подхватив меня на руки, он вышел на балкон и закрыл за нами створчатые окна. Я ощутила уже знакомый порыв холодного ветра, свист в ушах, вспышки образов и света, и мы вновь очутились в тайной гостиной Дракулы.
В комнате было так же тепло и уютно, как прежде. Почти все книги были распакованы и стояли на полках. Мой портрет по-прежнему красовался на мольберте в углу. Николае подвел меня к открытому месту у бездымного огня, где, к своему изумлению, я увидела новенький фонограф на низком столике, с восковым цилиндром на оси. На слуховую вилку Дракула надел жестяной конус наподобие рупора.
— Ты купил фонограф? — удивленно спросила я. — А зачем этот конус?
— Чтобы усилить звук. Это поразительный механизм, но я придумал ему лучшее применение, чем просто записывать голос. Послушай.
Он включил инструмент. Несколько секунд раздавались шорохи; затем из конуса полились тихие звуки скрипки. Это была мелодия, которая очень много значила для меня: «Сказки Венского леса».
Я изумленно ахнула.
— Как тебе удалось?
Он молча кивнул на скрипку, которая лежала рядом, спрятанная в футляр.
— Не знала, что ты играешь на скрипке.
— Ты очень много обо мне не знаешь. — Он улыбнулся, заключил меня в объятия и встал в позицию для вальса. Мы начали танцевать под знакомую мелодию.
— Какая замечательная идея: записанная музыка! — с энтузиазмом воскликнула я. — Подумать только, чего можно достичь с ее помощью!
— Над качеством и громкостью звука еще нужно поработать. Уверен, что прямо сейчас кто-то ломает себе голову над этим.
Он закружил меня по комнате. Хотя места было намного меньше, чем в павильоне, в котором мы в последний раз вальсировали вместе, танцевать с ним было настолько приятно, что я невольно засмеялась от радости. К моему крайнему изумлению, стены комнаты вдруг словно раздвинулись. Она росла, пока не превратилась в великолепный, ярко освещенный танцевальный зал, в котором не было никого, кроме нас.
Я грежу? Мне снится сон? Нет… Я знала, что это магия Дракулы, обман зрения… и наслаждалась каждой минутой. Все мои чувства кружились в вихре вальса. На время я совершенно забыла, где нахожусь. Не осталось ничего, кроме музыки, мужчины, не сводящего с меня глаз, и восхитительного танца в его объятиях.
Когда музыка закончилась, я перевела дыхание, улыбнулась Николае и сказала:
— Спасибо тебе за эту запись. Она чудесна. Я могла бы танцевать с тобой вечно и быть совершенно счастливой.
Он просиял. Я впервые увидела на его лице такую светлую и счастливую улыбку.
— Ловлю на слове, — сказал Николае и поцеловал меня.
Позже, когда мы сидели на диване у камина — комната вернулась к своим обычным размерам, — мои мысли обратились к насущной задаче. Праздничное волнение испарилось, сменившись унынием.
— Николае, я выполнила твою просьбу, позволила профессору меня загипнотизировать, попыталась прекратить охоту, но, боюсь, подвела тебя. — Я вздохнула.
— Ты выступила прекрасно, любовь моя. Это я потерпел поражение, недооценил врага. Мой план был несовершенным. Неважно. Мы выиграли немного времени. Полагаю, охотничья свора пока что не намерена покидать страну?
Я вздрогнула, услышав выражение «охотничья свора».
— Да, еще неделю или две. Они говорят, что «Царице Екатерине» понадобится по меньшей мере три недели, чтобы достичь Варны. Четверо мужчин собираются отправиться по земле. Так будет быстрее. По их словам, путь займет всего пять или шесть дней.
— Четверо?
— Профессор настаивает, что Джонатан должен остаться и приглядывать за мной, но тому, похоже, подобная мысль не по вкусу. Он хочет не только защитить меня, но и отомстить.
— Я его не виню, учитывая чувства к тебе и то, кем он меня считает. — Мы долго смотрели друг на друга в мерцании пламени, затем он напомнил: — Недавно ты спросила, кем я был и как стал вампиром.
— Да.
— Я обещал ответить. Боюсь, это не самая красивая история. Она случилась так давно, что почти утратила для меня значение. Ты уверена, что хочешь ее услышать?
— Да. Ты сказал, что не был Владом Цепешем, или Сажателем на кол, как многие его называли.
— Верно. — Он помолчал, затем взглянул на меня. — Влад был моим братом.
— Твоим братом? — изумленно переспросила я.
— За исключением Влада, я могу гордиться своей семьей. Я потомок древнего королевского рода. Наш отец был правителем Валахии.
— Значит, ты принц?
— Да… или был им. В тысяча восемьсот пятьдесят девятом году Валахия объединилась с Молдавией и образовалась Румыния. В эпоху, когда мой отец был королем, наша родина оказалась стиснута двумя могучими силами: Венгрией и Оттоманской империей. Правителям Валахии приходилось потакать обеим, чтобы выжить, заключая союзы с той из них, которая казалась более приемлемой на данный момент. Я был младшим из семи детей, имел трех братьев и столько же сестер, а родился на склоне дней своей матери, всего через несколько месяцев после того, как моего отца и старшего брата Мирчу убили.
— Ах!
— Вот видишь, я не знал своего отца, как и ты. Мои братья и сестры были намного старше меня. Я будто оказался единственным ребенком, родился на шестнадцать лет позже Влада. В это время его и моего брата Раду все еще держали в заложниках в Адрианополе, куда отец послал их в знак примирения с турецким султаном.
— Отец отдал твоих братьев в заложники? — пришла я в ужас.
— Да. Раду провел в плену много лет. Влада освободили, но я редко видел его. Большую часть детства я провел в одиночестве. Образование мне дала мать, умная и мягкосердечная трансильванская аристократка. В тысяча четыреста пятьдесят третьем году, когда мне было шесть лет, христианский мир был потрясен тем, что турки-оттоманы захватили Константинополь. Война пылала повсюду. Среди безумия и хаоса Влад захватил трон Валахии и начал свое страшное правление.
— Это правда, что он убил десятки тысяч людей?
— Возможно, более ста тысяч, прежде чем с ним было покончено, — с горечью ответил Николае. — Владу нравилось рассказывать истории о своей бесчеловечной жестокости во всех кровавых подробностях. Однажды утром, когда я был еще мальчиком, он разбудил меня на рассвете и заставил скакать с ним много часов, чтобы похвастаться своей последней победой. Во время скачки я уснул, а когда проснулся, то, к своему ужасу, увидел жителей целого города, насаженных на колья у стен, — тысячи и тысячи мертвецов.