Там, в одном из пятидесяти больших ящиков, на куче свежевырытой земли лежал граф! Мертвый или спящий – я не мог определить: открытые и неподвижные глаза, но без той остекленелости, которая появляется после смерти; несмотря на бледность, на щеках угадывалось тепло жизни, да и губы были, как всегда, красные. Но лежал он неподвижно – без пульса, без дыхания, без биения сердца. Я наклонился к нему, тщетно пытаясь обнаружить хоть какой-то признак жизни. По-видимому, он лежал там недолго – земля была вырыта совсем недавно.
Около ящика стояла крышка с просверленными в ней отверстиями. Подумав, что ключи могут быть у графа, я начал было искать их, но тут увидел в его глазах такую лютую ненависть, хотя едва ли он мог сознавать мое присутствие, что нервы мои не выдержали – я бросился вон и, выбравшись через окно его комнаты, вскарабкался по стене замка к себе. Запыхавшись, бросился на постель и попытался собраться с мыслями…
29 июня. Сегодня срок моего последнего письма, и граф вновь предпринял шаги, чтобы доказать его подлинность, ибо опять я видел, как он в моей одежде, подобно ящерице, спускался по стене. Я просто сходил с ума оттого, что у меня нет ружья или другого оружия, чтобы убить его; но, боюсь, любое оружие, сделанное рукой человека, бессильно против него. Я не стал ждать его возвращения, опасаясь вновь увидеть сестриц-колдуний. Вернувшись в библиотеку, читал, пока не заснул.
Меня разбудил граф. Мрачно глядя на меня, он сказал:
– Завтра, мой друг, мы расстаемся. Вы возвращаетесь в свою прекрасную Англию, я – к делу, результаты которого могут исключить возможность нашей новой встречи. Ваше письмо домой отправлено; завтра меня здесь не будет, но все готово к вашему отъезду. Утром придут цыгане – они здесь кое-что делают – и несколько словаков. После их ухода за вами приедет коляска и отвезет вас в ущелье Борго, где вы пересядете в дилижанс, идущий из Буковины в Бистрицу. Надеюсь, что еще увижу вас в замке Дракулы.
Я не поверил ему и решил испытать его искренность.
Искренность! Сочетать с таким чудовищем это слово – значит осквернить его. Я спросил прямо:
– А почему бы мне не поехать сегодня вечером?
– Потому, мой дорогой, что кучер и лошади отправлены по делу.
– Но я с удовольствием пойду пешком. Готов уйти немедленно.
Граф улыбнулся – так мягко, так вкрадчиво, так демонически, что я сразу понял: он что-то замышляет.
– А как же ваш багаж? – спросил он.
– Ничего страшного, я могу прислать за ним позднее.
Граф встал и сказал с такой любезностью, что я не поверил своим ушам, столь искренне это прозвучало:
– У вас, англичан, есть одна поговорка, которая мне близка: «Сердечно приветствуй гостя приходящего и не задерживай уходящего». Пойдемте со мною, мой друг. Я и часу лишнего не продержу вас здесь против вашей воли, хотя мне очень грустно и расставаться с вами, и видеть, как вы этого хотите. Идемте!
Величественной поступью граф начал спускаться по лестнице, любезно освещая мне путь лампой. Вдруг он остановился:
– Слушайте!
Невдалеке послышался вой волков, казалось, возникший по мановению его руки, как возникает музыка большого оркестра, повинуясь дирижерской палочке. После минутной паузы он величаво проследовал дальше, к выходу – отодвинул засовы, снял цепи и начал открывать дверь.
К моему величайшему изумлению, она была не заперта, я не заметил даже намека на ключ.
Дверь приоткрылась – вой усиливался и свирепел: волки сгрудились у порога, в дверном проеме были видны их красные пасти с щелкающими зубами, когтистые лапы просовывались в щель. Стало ясно, что в этой ситуации спорить с графом бессмысленно. С такими противниками, к тому же послушными ему, я ничего не мог поделать.
А дверь продолжала медленно открываться, граф стоял на пороге. Мелькнула мысль: именно сейчас решится моя участь – он бросит меня волкам, да я сам и подвигнул его к этому. Такой дьявольский поворот был вполне в духе графа.
Не видя иного выхода, я закричал:
– Заприте дверь, я подожду до утра! – и закрыл лицо руками, чтобы скрыть слезы горечи.
Взмахом могучей руки граф захлопнул дверь и со скрежетом задвинул засовы…
Мы молча вернулись в библиотеку, пару минут спустя я уже был у себя в комнате. Когда я выходил из библиотеки, граф послал мне воздушный поцелуй; в глазах у него горел красный огонек триумфа, а на губах играла улыбка, которой мог бы гордиться Иуда в аду.
Я собирался уже лечь, но мне вдруг послышался шепот у двери спальни. Я тихо подошел к ней, прислушался и различил голос графа: