Я подошёл ближе и заглянул в лунку. В этот момент хищник как раз приступал ко второй стадии возделывания котлованчика. А именно к зарыванию его носом. Но я всё равно успел разглядеть некоторые детали. Из-под слоя земли виднелся здоровенный мосол сомнительного происхождения. Оказывается, пока я страдал аббревиатурной фигнёй, мой запасливый подопечный нарыл себе тайничок. Не перестаю удивляться талантам этой скотинки.
- Сам-то вспомнишь, где закопал? – мой вопрос носил, скорее, риторический характер.
Серый замер и попытался прикрыть собой клад. Я опешил! Уж не думает ли он, что мне нужна его кость? Волк окончательно впал в недвижимость и не шевелился. Ах так?! Я потянулся рукой к полузарытым останкам.
Зверь упал на землю, лишив меня дальнейшего маневра, и накрыл животом драгоценность. Матросов блин!
- Ты что, - я потрепал серого за ухо, - и вправду решил, что я покусюсь на твою косточку?
Животное вздрогнуло и повернуло ко мне испачканную морду. Думаю, это термин “покусюсь” привёл его в чувство. Такие словечки обладают некой энергетикой. Выпадая из контекста, они неизменно привлекают к себе внимание. А заодно и к тому, кто их произносит.
Из растерянного взгляд моего питомца превратился в виноватый. Волк встал, отвернулся от ямки и попытался изобразить равнодушие. Это ему удавалось не очень, потому что внутренние терзания наложили отпечаток на выражение волчьей морды.
- Да я тут это, - серый опустил голову, - в общем, это не то, что ты думаешь!
Надо же! Мой пушистый друг засмущался, как барышня в мужском предбаннике. Да мне вообще пофиг! Мало ли, кто чем занимается в одиночестве!
- Давай так! – в моей голове родилась идея. – Я отвернусь, а ты закончишь свои дела. Считаю до десяти.
Волк кивнул, я подглядывать не стал. Сзади шуршали, пыхтели и фыркали с таким рвением, что создавалось ощущение, будто там орудует целое стадо хищников. Видимо, запасливая скотинка оборудовала себе не один тайничок.
На счёте восемь волчья активность начала затухать, в девять уменьшилась вдвое, к десяти воцарилась полнейшая тишина. Её нарушало только частое сопение запыхавшегося волка. Я обернулся – на меня смотрело грязное, но довольное собой животное.
- Не по жадности я, - прогнусавило оно, - а токмо из-за привычки древней.
Я чуть не упал. И вовсе не по причине волчьих инстинктов. А из-за словечка “токмо”, которое в устах моего питомца звучало не то чтобы некстати, а вообще ни к селу, ни к городу. Хотя, он же из Лукоморья. А там нахвататься можно всякого
Ладно, хватит мудрёных забав и игр в буквы. Пора двигать отсюда! Я подошёл к волку, тот предоставил спину для посадки. Взгромоздившись на привычное место, я потёр подарок Фрумси за край.
Глава 22
Тут же всё поплыло, приобрело искажённый вид. Затем наступила темнота. Правда, ненадолго. Через мгновение я снова мог видеть. Карлик не обманул – мы оказались в Гамбире. И не где-нибудь, а возле хижины Мудреца. Отлично! Сначала сдам квест.
Я направился к знакомой двери, но меня остановил странный звук. Оглянулся – волк, сделав жалобный взгляд, подвывал на высокой ноте. Скулёж был тихий, но вызывал сочувствие. Ну конечно! Он же никогда не был в городе!
- Так! – я нагнулся к самому уху зверя. – Ходить рядом со мной, еду не воровать, в разговоры не встревать! Понял?
Хищник кивнул и ткнулся носом в ладонь. Я пожал мокрый кончик, закрепив достигнутое соглашение.
Мы вошли в жилище учёного. Вокруг царил прежний беспорядок. Из дальнего угла послышался шорох, над столом показалась растрёпанная причёска учёного.
- Сосуд! – учёный почему-то говорил шёпотом.
Я не вполне разобрал, то ли лохматый квестодатель имел ввиду какую-то ёмкость, то ли намекал на некое действие. Поэтому задал вопрос, который подходил к обоим вариантам.
- Где?
Академик вытянул руку, я проследил направление. Прямо возле меня располагалась хрупкая конструкция. Она состояла из двух плохо пахнущих бутылок, соединённых между собой трубкой.
- Осторожно, - продолжал шептать Мудрец, - это моё новое изобретение. Называется “Одноуровневая переливалка”.
- Это – сообщающиеся сосуды! – я решил просветить профессора, а заодно и продемонстрировать свою учёность.
Зря я это затеял. Учить учёных – всё равно что сушить сушёное. Дело глупое и неблагодарное. Косматый магистр встал во весь рост, его глазки блеснули праведным гневом, он обратился ко мне с отповедью.
- Молодой человек, - голос учёного был исполнен глубочайшей укоризны, - разве можно быть таким невежественным?!