Кто знает, что произошло бы, если бы они подчинились, а не ответили отказом?
Следует отметить еще одно обстоятельство: полк Шатовьё был набран не в немецких кантонах, а во Французской Швейцарии: в Во, Лозанне и Женеве, а ведь это, по существу говоря, Франция, та Франция, которая дала нам Кальвина и Руссо.
Стало быть, это двух французов только что подвергли прилюдному бичеванию.
Подобная жестокость возмутила всех: офицеров подвергали оскорблениям за то, что они командовали этой расправой, а солдат освистывали за то, что они позволили осуществить ее.
Полк Местр-де-Кампа и полк Короля отправили депутацию в казармы швейцарцев.
Эта депутация вызывает волнение, солдаты поднимают бунт, высаживают ворота тюрьмы, выпускают из камер двух швейцарцев и с триумфом проводят их по городу; одному из них предоставляют убежище в рядах полка Короля, а другому — в рядах полка Местр-де-Кампа; неповиновение возрастает с каждым часом; достаточно одного дуновения на пламя, заставляющее кипеть этот гнев, и он хлынет через край.
Шестого августа, узнав одновременно о справедливости жалоб солдат и о нехватке средств в полковых кассах, Национальное собрание установило временный регламент; в этом регламенте была предпринята попытка согласовать то, как оно было обязано вести себя по отношению к солдатам, ибо каждый из них был человеком и гражданином, с военной дисциплиной и безопасностью государства; Национальное собрание распорядилось сохранять в силе прежний уклад в армии впредь до утверждения нового, которым оно обещало активно заниматься; оно признало недействительными все солдатские комитеты, несовместимые с повиновением, которое обязаны проявлять нижние чины; оно ввело некую форму денежных расчетов, способных успокоить солдат по части их прав; оно подчинило желтые отпускные билеты, то есть позорные документы, порядку, не оставлявшему никакой возможности для прихоти и произвола начальства; наконец, оно лишило все подобные отпускные билеты, выданные после 1 мая 1789 года, характера бесчестья, оставлявшего клеймо на тех, кто получил их при увольнении.
Офицеры приняли решение, что этот указ будет зачитан солдатам двух полков 12 августа в их казармах.
Несмотря на объявленный заранее распорядок дня солдаты полка Короля становятся под знамена, открывают ворота казарм и, с барабанщиком впереди, идут на Королевскую площадь, где через десять минут к ним присоединяются солдаты двух других полков.
Два швейцарца, наказанные шпицрутенами, находились в их рядах: один, как уже было сказано, среди солдат полка Короля, другой — среди солдат полка Местр-де-Кампа.
Что же послужило поводом к этому новому нарушению приказов, данных офицерами?
В руки солдат попало письмо г-на де Ну, коменданта гарнизона, написанное г-ну де Баливьеру, командиру полка Короля.
В этом послании г-н де Ну писал, что Национальное собрание приняло меры к тому, чтобы подавить разбой в войсках.
И солдаты стали под знамена, намереваясь потребовать удовлетворения.
Понимая, что его жизнь находится под угрозой, комендант гарнизона укрывается в ратуше и отдается под защиту городских властей.
Тем не менее после ряда переговоров солдаты заявляют, что коменданта они не тронут, однако требуют, чтобы он дал объяснения по поводу своего письма.
Положившись на это обещание, он спускается вниз вместе с руководителями департамента и городскими чиновниками, украшенными трехцветной перевязью.
В эту минуту из строя выходит солдат по имени Помье и вслух зачитывает письмо г-на де Ну.
В ответ г-н де Ну говорит, что он служил заместителем командира полка Короля, что он всегда был как нельзя более доволен солдатами этого полка и что невозможно даже предположить у него намерения употребить по отношению к ним выражение «разбойники»; напротив он всегда считал и будет считать их воинами, исполненными чести.
К несчастью, это объяснение весьма напоминало те, какие звучат на поле боя, когда один из противников выказывает слабость: они не устраивают ни тех, кто их дает, ни тех, кто их принимает.
Вот почему, хотя это объяснение было дано и принято, умонастроения у всех остались прежними, даже после того как был зачитан указ Национального собрания.
Затем солдаты нарушают строй и водят по улицам Нанси двух швейцарцев, подвергнутых наказанию; они вынуждают заместителя командира полка Шатовьё выдать каждому из них по шесть луидоров в качестве окончательного расчета и по сто луидоров в качестве возмещения за полученные удары; после чего их последовательно зачисляют в полк Короля, полк Местр-де-Кампа и национальную гвардию, и они пускаются в путь, запасшись отпускными билетами трех воинских соединений.
В тот же вечер офицеров полка Шатовьё подвергают домашнему аресту и берут под стражу собственные солдаты; на другой день их заставляют выплатить предварительную сумму в размере двадцати семи тысяч ливров, которую ссужает г-н де Вобекур и за которую они выступают поручителями; наконец, в тот же день кавалеристы полка Местр-де-Кампа требуют выплатить им деньги, захватывают квартирмейстера, выставляют охрану у полковой кассы и держат своих офицеров под арестом вплоть до 15 августа.
Пятнадцатого августа, потеряв терпение, офицеры соглашаются выплатить восемьдесят тысяч ливров, которые ссужают им городские власти.
Полк Короля, со своей стороны, продолжает требовать полагающихся ему выплат; полковник, испытывая опасения, просит выставить у полковой кассы жандармский пост для ее охраны; но это означает относиться к солдатам как к грабителям. Солдаты утрачивают сдержанность и заявляют, что если офицеры не доверяют им, то они куда более не доверяют офицерам и что офицеры охраняют с таким старанием кассу лишь для того, чтобы перейти вместе с ней к врагу, однако этому не бывать. В итоге двести солдат захватывают кассу, обнаруживают ее почти пустой и, удостоверив посредством протокола ее состояние и опечатав ее, относят вначале к майору, который отказывается принять ее, а затем в казарму, где она остается на хранении.
Дело приняло исключительно серьезный характер: снаружи — враг, внутри — неповиновение и бунт; в Национальное собрание отправляют курьера, и 16 августа депутаты издают указ следующего содержания: