И что же они будут делать в Париже? В Тюильри было найдено письмо, которое хранится теперь в архиве и в котором говорится, что они будут здесь делать.
«Вслед за нашими войсками будут следовать трибуналы; попутно парламентские чины из числа эмигрантов будут производить в лагере короля Прусского следствие по делу о революции и готовить виселицы для якобинцев».
Пока же, занимаясь, как говорится, пустяками в ожидании настоящего дела, официальный военный бюллетень сообщал, что австрийские уланы захватывают в плен мэров-патриотов и, отрезав муниципальным чиновникам уши, пригвождают эти уши им ко лбу.
А парижские муниципальные чиновники, надо сказать, чрезвычайно дорожили своими ушами. Весь этот муниципалитет, состоявший из стольких разнородных начал, разделенный между тремя людьми, которые в те дни вынужденно объединились: Дантоном, Маратом и Робеспьером, так вот, весь этот муниципалитет и, скажем больше, весь Париж, подлинный Париж, народный Париж, Париж 10 августа, ощущал нависшую над ним угрозу.
К тому же разве Буйе в своем письме от 11 июня 1791 годы не угрожал, что не оставит от Парижа камня на камне?
И разве это письмо, над которым все тогда так смеялись, не становилось теперь вполне серьезным и из пустой угрозы не превращалось в кровавое предсказание?
Затем, вслед за бегством Лафайета, стало известно о его аресте, а потом и о его заключении в тюрьму: Лафайет, символизирующий реакцию, бойню на Марсовом поле, конституционалист, сторонник короля — в тюремной камере!
Какие же тогда пытки ожидают тех, кто брал Бастилию, людей 5 и 6 октября, людей 20 июня и людей 10 августа!
Какова будет участь ста тысяч, а возможно, и двухсот тысяч граждан, принимавших участие в этих событиях, которые Франция не только оправдала, но и сочла важными для нации?
Хотите знать ответ на этот вопрос? Вы найдете его в газете Прюдома. Не кажется ли вам, что вы слышите первый удар набата, звучавшего 2 сентября?
Мы приводим выдержку из этой газеты:
«Один из таких негодяев, приговоренный к десяти годам каторги и в субботу первого сентября привязанный к позорному столбу на Гревской площади, дошел в своей дерзости до того, что стал оскорблять французский народ и выкрикивать прямо на эшафоте: "Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует господин Лафайет! На х… нацию!"
Прокурор Коммуны услышал эти выкрики и велел привести негодяя обратно к судьям, которые отправили его на гильотину утром в воскресенье. И вот страшный заговор, который этот преступник раскрыл перед самой казнью, словно желая отомстить за себя угрозами, более чем обоснованными и к тому же подкрепленными несколькими показаниями, добытыми в секциях.
В ближайшую полночь, по условленному сигналу, все тюрьмы должны будут одновременно открыться; выйдя из тюрьмы, заключенные вооружатся ружьями и прочими орудиями убийства, упрятанными аристократами, которым мы дали на это время, заранее обнародовав указ о домашних обысках. С этой целью тюремные камеры Ла-Форса были заполнены боевыми припасами.
Замок Бисетр, столь же вредоносный, как и дворец Тюильри, в тот же час изрыгнет все самое отчаянное, что он содержит в своих одиночных камерах. Не забудут освободить и священников, почти поголовно прихвативших с собой золото и помещенных в Сен-Лазар, в семинарию Сен-Фирмен на улице Сен-Виктор, в семинарию Сен-Сюльпис, в монастырь босоногих кармелитов и другие места.
Вобрав в себя всех аристократов, притаившихся в глубине своих дворцов после дня Святого Лаврентия, эти полчища выпущенных на свободу демонов, руководимые офицерами, посланными в тюрьму Аббатства, начнут с того, что захватят главные посты и находящиеся там пушки, расправятся с часовыми и патрулями, которые по невероятному легкомыслию секций большей частью окажутся без патронов, а затем подожгут разом пять или шесть кварталов, чтобы отвлечь внимание, и освободят Людовика XVI и его семью. Ламбаль, Турзель и другие находящиеся в заключении женщины тотчас же будут возвращены их доброй хозяйке. Армия роялистов, которая появится словно из-под земли, прикроет стремительное бегство короля и его соединение в Вердене или Лонгви с Брауншвейгом, Фридрихом и Францем. Магистраты и самые патриотичные из законодателей будут, вероятно, убиты, если это удастся сделать, без задержки и не подвергаясь чересчур большому риску, до пробуждения народа».
Кроме того, в карманах, за пазухой и в молитвенниках арестованных священников была обнаружена следующая молитва: