Панис не осмелился выбрать Марата; он выбрал Сержана, художника, который только что руководил торжественной церемонией в честь погибших 10 августа, перед этим руководил ритуалом провозглашения отечества в опасности и, не осмелившись руководить 2 сентября, рано утром уехал в Шампань. Итак, Панис выбрал Сержана, Дюплена и Журдёя, которые взяли себе в коллеги пять человек: Дефорга, Гермёра, Ланфана, Леклера и Дюрфора, а затем еще и шестого; посмотрите на подлинный документ об этих назначениях, хранящийся в префектуре полиции: имя шестого находится на полях, в сноске, и завизировано лишь одной рукой.
Это шестое имя — имя Марата![4]
Итак, Тальен и его банда явились к Законодательному собранию; однако Законодательное собрание испытывало в этот момент прилив мужества: охваченные негодованием, все депутаты поднялись в едином порыве. Главарь банды нагло потребовал, чтобы он и его люди были допущены в зал заседаний; однако Манюэль, прокурор Коммуны, приказал арестовать его.
На другой день Югнен сам явился в Законодательное собрание; речь шла о том, чтобы выиграть время и учинить массовые убийства в перерыве между указом Законодательного собрания о роспуске прежних членов Коммуны и избранием новых; тогда новыми наверняка окажутся прежние.
Он невнятно произнес нечто вроде извинения, которым Законодательное собрание нисколько не было обмануто.
Законодательное собрание постановило, что секции назначат новый состав общего совета Коммуны в течение двадцати четырех часов.
Указ был принят голосованием 1 сентября, в четыре часа дня.
Так что выборы нового состава общего совета Коммуны должны были состояться вечером 2 сентября.
Коммуна решила воспрепятствовать исполнению указа Законодательного собрания; для этого у нее было две причины: страх перестать быть той, какой она была прежде, и убежденность, что только она одна может спасти Францию.
Случилось так, что в тот же день, словно для того чтобы дать народу возможность заранее ощутить вкус крови, на Гревской площади произошла страшная сцена. Какой-то вор, стоявший у позорного столба, вздумал кричать: «Да здравствует король! Да здравствуют пруссаки! Смерть нации!» Ринуться на него и приготовиться разорвать его на куски было для народа, присутствовавшего на этом зрелище, делом одной минуты; к счастью, там находился Манюэль; проявляя удивительное мужество, он бросился на помощь этому человеку, вырвал его из рук тех, кто намеревался его убить, и, с опасностью для собственной жизни, отвел в Ратушу. Для бывшего классного надзирателя и бывшего домашнего учителя это был неплохой поступок.
Представ перед срочно собравшимся судом присяжных, вор был приговорен к смертной казни и на другой день казнен.
Законодательное собрание отмечало каждый новый случай самоуправства: оно чувствовало, что грядет бойня.
Некто, назвавшись членом Коммуны, на основании одной лишь этой ссылки приказал открыть Королевскую кладовую и забрал оттуда пушку из массивного серебра, подаренную некогда Людовику XIV. Сделано это было с простодушием силы.
С другой стороны, 1 сентября какой-то жандарм принес в Коммуну золотые часы, взятые им в Тюильри 10 августа, и поинтересовался, как ему следует с ними поступить.
Тальен сказал жандарму, что ему следует оставить их себе.
Таким образом, тем, у кого не было часов и кто хотел их иметь, нужно было лишь убить тех, у кого часы были.
Встретившись с противодействием со стороны Коммуны, а главное, замечая все эти предвестия, Законодательное собрание дрогнуло; оно почувствовало, что нечто ужасающее копится в насыщенном угрозами воздухе и вечером 1 сентября отменило указ, предписывавший членам Коммуны подтвердить полномочия, полученные ими 10 августа.
Коммуна в это время заседала. Вне всякого сомнения, она продолжала бы идти к кровопролитию, даже если бы Законодательное собрание сохранило свою решительность, но с тем большим основанием она это делала, почувствовав, как дрогнула сила, на минуту проявленная врагом.
Странное дело, но именно от Робеспьера исходили в этот день все кровавые почины; несомненно, он опасался отстать в отваге от Дантона и в жестокости от Марата. Популярность Робеспьера уже покрылась пеленой в связи с его возражениями против войны; уже не было времени разорвать эту пелену мечом, и он разорвал ее кинжалом.
4
Мишле; Мишле, к которому надо всегда возвращаться, если хочешь найти высокий ум, парящий над научным исследованием.