После утреннего подъема короля Клери хотел отправиться в малую башню, чтобы одеть дофина, однако муниципалы воспротивились этому, и один из них, некто Верон, заявил камердинеру:
— Вы не будете более общаться с другими узниками, равно как и ваш господин: он не должен впредь видеться даже со своими детьми.
Поскольку Клери не стал передавать Людовику XVI слова муниципала, в девять часов утра король потребовал, чтобы его отвели к семье, однако охранники грубо ответили ему:
— У нас нет на это приказа.
Спустя четверть часа в комнату вошли два муниципальных чиновника, ведя за собой официанта, который нес кусок хлеба и графин лимонада, предназначавшиеся для завтрака короля.
Людовик XVI высказал им желание обедать вместе с семьей.
— Нам следует получить на этот счет распоряжения Коммуны, — ответили комиссары.
— Ну тогда пусть хотя бы мой камердинер пойдет туда, — настаивал король. — Он заботится о моем сыне, и ничто не мешает тому, чтобы он продолжал обслуживать его.
— От нас это не зависит, — сказали комиссары и с этими словами удалились.
Клери, сидевший в углу комнаты, опустил голову на ладони и разрыдался; король минуту молча смотрел на него, а затем подошел к нему с хлебом, который принес официант, разломал его надвое и, протягивая половинку камердинеру, произнес:
— По-видимому, они забыли о вашем завтраке, Клери; вот, возьмите это, мне достаточно остального.
Клери вначале отказался, но, поскольку король настаивал, взял половинку хлеба, обливаясь слезами.
Король, при всей своей бесстрастности, и сам обронил несколько слез.
В десять часов утра в комнату вошли другие муниципалы, приведя с собой строителей, которые должны были продолжить работы в покоях; один из муниципалов подошел к королю и сказал ему, что присутствовал на завтраке членов королевской семьи и все они в добром здравии.
Король поблагодарил этого человека и, заметив в нем немного доброжелательства, обратился к нему с просьбой:
— Сударь, не мог бы я получить кое-какие книги, оставленные мною в комнате королевы? Вы доставите мне удовольствие, прислав их сюда, ведь мне нечего читать.
Король назвал книги, которые он желал иметь, и муниципал согласился исполнить просьбу короля, но, не умея читать, предложил пойти вместе с ним Клери.
Клери, радуясь тому, что случай предоставил ему возможность передать новости о короле его семье, последовал за муниципалом и застал королеву в ее комнате, в окружении детей и рядом с принцессой Елизаветой; все в этом маленьком кружке узников и без того плакали, но, когда они увидели Клери, слезы их усилились, а королева, дав передышку своему высокомерию, сокрушенному в конце концов горем, стала горячо умолять муниципалов позволить ей видеться с королем хотя бы в часы трапез, хотя бы несколько минут в день; эта просьба, начавшаяся с жалоб и слез, превратилась в конечном счете в один долгий горестный крик.
Муниципалы не смогли сдержаться.
— Ах, черт побери, ничего не поделаешь! — воскликнул один из них. — Пусть сегодня они обедают вместе; но, поскольку наш образ действий подчинен воле Коммуны, завтра мы будем делать то, что она нам предпишет.
Его коллеги согласились с ним.
Весь этот день наполнился радостью для несчастной семьи: королева сжимала в объятиях детей, а принцесса Елизавета, воздев руки к небу, благодарила Господа за это неожиданное счастье; муниципалы заплакали и даже подлый Симон не смог удержаться от восклицания:
— Клянусь, эти чертовы бабы и меня заставят плакать!
А затем, обращаясь непосредственно к королеве, он добавил:
— Вы вот не плакали, когда убивали народ десятого августа!
Клери забрал книги, которые просил принести король, и отнес их ему, а муниципалы, войдя вслед за камердинером, сообщили королю, что он увидит свою семью. Клери воспользовался этим обстоятельством и попросил разрешения прислуживать одновременно королю и юному принцу; то был благословенный день: разрешение, которое просил Клери, было ему дано.
Обед подали у короля, а после обеда королеве показали покои, которые приготовили для нее над комнатой ее мужа. К несчастью, там еще многое нужно было сделать, и, хотя она была готова сама упрашивать рабочих поторопиться, ей заявили, что работы можно будет завершить не раньше, чем через три недели.
И в самом деле, через три недели королева поселилась в предназначенных для нее покоях, однако этот день, с нетерпением ожидавшийся ею, оказался отмечен большой печалью.
У Марии Антуанетты отняли сына и передали его королю.