— Ну да, — усмехнулся муниципал, — ему пришлось стерпеть; начни он сопротивляться, кто оказался бы сильнее?
— Сударь, — заявил камердинер, — вам придется смириться с тем, что, учитывая вашу манеру действовать, я не лягу спать и останусь подле короля.
— Делайте что хотите, — ответил муниципал, начиная осмотр.
— Ложитесь спать, Гю, — промолвил король, — вы устали.
Камердинер хотел возразить.
— Я вам приказываю, — произнес король.
Камердинер отчасти повиновался и вышел из комнаты, но, оставив дверь приотворенной и бросившись на постель одетым, он был готов кинуться на помощь королю, если это будет нужно.
Однако страх его оказался напрасным; стоило муниципалу, вызвавшему такую сильную тревогу у несчастного камердинера, сесть в кресло, и он тотчас уснул и оглушительно храпел до самого утра.
Утром, поднявшись с постели, король с улыбкой сказал Гю:
— Согласитесь, что этот человек вызвал у вас сильную тревогу. Мне было больно видеть ваше беспокойство, да я и сам не чувствую себя в безопасности, ведь в том положении, до какого меня довели, я могу ожидать чего угодно.
Двадцать шестого августа была удовлетворена просьба Клери, камердинера дофина с самого его рождения, и ему было позволено находиться в заключении в Тампле вместе с королевской семьей. Его обыскали, уведомили о том, как ему надлежит вести себя, и в восемь часов вечера впустили в башню.
Зрелище несчастной августейшей семьи произвело на вновь прибывшего страшное впечатление; он не мог сказать ни слова, он задыхался.
— О, это вы, Клери! — промолвила королева. — Я рада вас видеть. Вы будете служить моему сыну и договоритесь с господином По в отношении тех услуг, какие касаются нас.
В ответ Клери пролепетал несколько невразумительных слов, но то был ответ сердца, и другое сердце его поняло.
Во время ужина королева и принцессы, которые в течение недели были лишены своих камеристок, спросили Клери, может ли он причесать их.
— Ах, сударыни, — ответил он, — я сделаю все, что вам будет приятно.
— Ш-ш! — тоном готового зарычать тигра произнес один из муниципалов.
Клери повернулся к нему.
— Это означает, — продолжал муниципал, понимая, что его угроза требует объяснения, — что я призываю вас быть более осмотрительным со своими ответами.
Одновременно с Клери в Тампль прибыл человек, которого король, как он полагал, уже дважды видел при чрезвычайных обстоятельствах: 20 июня и 10 августа; это был сапер Роше.
С самого начала своего появления в Тампле этот человек старался оскорбить короля и принцесс. То он распевал «Карманьолу» под окном королевы; то, зная, какое отвращение король питал к табачному чаду, пускал ему в лицо клуб дыма, когда тот проходил мимо. Поскольку нужно было пройти через его комнату, чтобы попасть в столовую, то, когда мимо него, опустив глаза, пробегали, словно три тени, королева и обе принцессы, он ложился в постель и произносил или вытворял какие-нибудь непристойности.
Король прощал все это с беззлобностью; королева сносила все это с достоинством.
Однажды какой-то мастеровой показал королю режущий инструмент и произнес:
— Смотри, толстяк Вето, вот этим отрубят голову твоей жене.
Король пожаловался Петиону, и тот велел арестовать этого человека.
Наступило 2 сентября, и меры предосторожности, связанные с охраной узников усилились; одновременно ужесточились наносимые им оскорбления. Принцесса Елизавета первой догадалась, по какой причине оскорбления стали жестче, а меры предосторожности — сильнее; утром, взглянув в свое окно, она увидела, что в окне дома напротив появился большой картонный плакат, на котором были начертаны слова:
Как только эта новость стала известна другим узникам, в комнату, где собралась королевская семья, вошел какой-то незнакомый им муниципальный чиновник, явно пребывавший в ярости; это был некий Матьё, бывший капуцин. Он начал с того, что арестовал г-на Гю и заявил ему, что его служба подле короля закончена; затем он обратился к самому королю и сказал следующее:
— Да, да, я отлично вижу, что вы ничего не знаете или делаете вид, что ничего не знаете о происходящем. Ну что ж, сейчас я вам это расскажу; отечество находится в величайшей опасности: враг вступил в Шампань, прусский король идет к Шалону, и вы ответите за все беды, какие могут из этого проистечь. Мы знаем, что нам, нашим женам и нашим детям суждено погибнуть, но народ будет отмщен, и, клянусь вам, вы умрете прежде нас.
Услышав эту угрозу, юный дофин, которому показалось, будто он уже видит отца мертвым, расплакался и убежал в другую комнату, куда вслед за ним бросилась его сестра, которой с великим трудом удалось его утешить.