За окном мрачно, +16, предгрозье, в атмосфере разлито электричество и ломит голову.
Да, накушался. Устал. Все болит. Но пока живу. Идет, как кто-то сказал, ненормальная нормальная жизнь. Заходил в «Знание», там вместо 500 человек, осталось 100. Календарь-93, кажется, выйдет. Из моих юбилейных очерков осталось только 8 (Маркса и Маяковского выбросили). Продолжаю шустрить: издательства «Столица» «Россия», газеты «Криминальная хроника», «Частная жизнь». В «Частной» говорил с замглавного редактора Натальей Татариновой, с прожженной, прокуренной и порочной (как и ее издание). Я ей предложил материал о Блоке. Она посмотрела и сказала, что не хватает желтизны, нужны пикантные факты из личной жизни поэта. Переделал, добавил, отвез. Говорит: «Это очень интеллигентно. Надо круче и жестче». Н-да… Идут сплошные срывы: слетела моя набранная колонка в «Веке», не пошли календарные подборки в «Столице» и «России», даже мой меч не пробил чужой щит в «Щите и мече». Сплошные отлупы, как сказал бы дед Щукарь. Отвергнутый «Панорамой», Российский календарь заявлен сразу в три издательства: ФИС, «Столицу» и в «Россию».
В промежутках беготни читаю. Натолкнулся на упоминание о том, что отец Чехова вел дневник. В отличие от меня, он не писал о хождениях по издательствам и редакциям, в основном о природе, о дожде, о навозе, о том, что «пиона расцвела».
Да, читать приходится много. И не только, а еще все рассортировывать, что оставить, что выбросить, что разложить по досье. Кропотливая работа, но что делать — это ведь кормит.
Обменялись письмами с Яновым. Он: «…И трех недель не прошло после нашего отъезда, как мы в очередной раз почувствовали себя отрезанными от России наглухо. Никто не звонит, не пишет, не приезжает. Из местных газет решительно ничего понять невозможно… Вы — наша опора в Москве. Крепитесь…».
Прямо по Остапу Бендеру: крепитесь — Америка вам поможет. В ответном письме я изложил Янову последние события: «Вас не было всего месяц, а кажется, что произошло столько событий, что в другие времена хватило бы на многие годы. Истеричны люди, газеты, телевидение. Как заметил писатель Гордин: «Аполикапсис — вообще увлекательный сюжет». Вот так мы и живем…».
Встречался с Черняком. Приехал из Цюриха, где Шиловский снимал фрагменты фильма по витиному сценарию, и Витя упоенно рассказывал о Швейцарии: «Ну, запредельно!..» Пили «Наполеон» из маленьких серебряных стопочек, говорили о судьбе нашей рукописи «Терра детектива», и у Черняка идея (вроде какой-то банкир дает деньги) организовать собственное издательство «Детективленд» и издавать свои книги. Витя мечтает, я слабо верю… В «Частную жизнь», помимо Блока, закинул еще Дастина Хоффмана, но опять нет уверенности, что материалы будут напечатаны. Рыбная ловля без улова… По моим заданиям разъезжает Ще, и я ее называю теперь так: пресс-секретарь пресс-секретаря. Ездит с удовольствием, а потом с удовольствием возвращается домой, «от скверны общественного пространства» (как выразился М. Эпштейн).
В «Независимой газете» вычитал о парижском издательстве «Робер Лаффон» и тут же вышел на его представителя в Москве — Сергея Костина. Я ему предложил «Терру детектива» и еще кое-что, он заинтересовался. Встреча проходила в его машине на Песчаной площади, — уже само по себе детектив. Костин сказал, что будет изучать мои предложения и консультироваться с Парижем. Еще один бриллиантовый дым?..
По телефону общался с Матвеем Гонопольским: предложил ему читать «Терру» в его программе по Эхо «Наши пошли!..» Он заинтересовался и сказал, что заносит меня в свой гроссбух, где список интересных людей и идей. Не знаю, что из всего этого получится, но интерес «Робер Лаффона» и лучшего телерепортера страны Матвея — это кое-что значит и, как говорил Борис Давидовский, «маненечко приятно».
Ще по моему заданию встречалась с одной дамой, и та ей сказала: «Как вам это удается? Сохранить чертиков в глазах? Вы, наверное, очень обеспеченная женщина?..». Ще очень хохотала по этому поводу. До обеспеченности ой как далеко, а вот есть цель и энергия для ее достижения, отсюда и чертики.
В биографическом словаре Брокгауза и Ефрона натолкнулся на фамилию Беза (именно Безой меня звали в школе). Теодорус Беза — женевский реформатор (1519–1605). Происходил из бургунского дворянского рода. Жил в Париже, потом переехал в Женеву, после смерти Кальвина был председателем женевской консистории. И там же в словаре — Безеке, немецкий орнитолог; Безелер — немецкий политический деятель (XIX век), еще один Безелер — немецкий юрист. Степан Безу — один из выдающихся французских математиков (1790–1783).