— А коли приятно, извольте. Я — следственный пристав Гавриил Яковлевич Яковлев.
Верещагин смутился.
— Что, знаете?
— Да, признаюсь… извините…
— Опять «извините»! Знать, вы, молодой, человек, из числа образованных, что у вас «извините» с языка не сходит.
— Да… немножко…
— Где учились?
— В Коммерческом пансионе.
— У Арнольда?
— У него-с.
— Так… так… знаю… Пансион хороший… И давно вышли?
— В прошлом году, — ответил Верещагин и подумал: «Что он меня допрашивает? Уж не замешан ли я в какое-либо дело… вот еще будет одолжение!»
Яковлев заметил его смущение.
— Да вы не беспокойтесь, молодой человек, — проговорил он. — Я ведь так спрашиваю, без всякой цели, просто из одного любопытства… Вы, вероятно, бываете у Матвея Ильича, знакомы ему?..
— Мы с ним давнишние приятели.
— Странно, как я вас не видал до сих пор.
— Может быть, и видели, да забыли.
— Кто, позвольте спросить?
— Верещагин, Михаил Николаев.
— Верещагин? — протянул Яковлев. — Это ваш отец содержит герберги и пивные лавки?..
— Да, мы с отцом торгуем…
— Ваш дом у Симеона Столпника?
— Мы давно там живем.
— Знаю, знаю… А вашего отца даже хорошо знаю… Отличный человек, только немножко с душком… Впрочем, это в сторону… Скажите прежде всего: вы французский язык знаете?
— Учился: читаю, пишу…
— Так… А немецкий?
— Маракую понемножку.
— Так… Стало быть, зная тот и другой, вы и заграничные «ведомости» читать можете?
— Отчего же? Даже люблю почитывать их…
— Прекрасно… Вам сколько лет?
— Двадцать первый.
— Гм! Молодо-зелено, говорят. Но иногда зеленое-то и лучше, чем красное или сизое. Пьете?
— Понемножку.
— Пиво? Пенник?
— То и другое.
— Раненько…
— Что делать! Такое уж занятие — поневоле выпьешь… Пенник кому не на руку! Больше выпьешь — больше наговоришь.
— Э, да вы балагур! — воскликнул Яковлев, хлопая Верещагина по плечу. — Право, балагур. Признаюсь, вы мне нравитесь не на шутку…
— Радуюсь душевно, — произнес подзадоренный похвалами молодой человек… — Да у вас и красноречие есть… Прекрасно… А дайте-ка вот последний ответ… Самый последний…
Сказав это, Яковлев плутовато прищурил глаза и добавил:
— А ну-ка?
— Какой такой ответ? — спросил развязно Верещагин.
— Покучиваете.
— Ну, уж это мое дело… извините…
— Ваше?
— Мое-с!
— Ого! Да вы с душком… в отца… Яблоко от яблони недалеко падает…
— Может быть…
— Впрочем, молодость, неопытность… Однако ж опять-таки не в том дело, что вы молоды и неопытны. Еще один вопрос: а как вам нравится Надежда Матвеевна?
Молодой человек сразу осел. Смутная догадка подсказала ему, что Яковлев был свидетелем их тайного свидания. Неведомая робость начала одолевать его. В полные глаза смотрел он на Яковлева, который, по-своему, очень добродушно озирал его с ног до головы и подсмеивался.
— Что, примолкли? Струсили? Недаром сложилась пословица на Руси: «блудлив, что кошка, труслив, что заяц…» Ну, вот что, молодой человек, — переменил вдруг Яковлев шутливый тон речи на серьезный, — вот что, молодой человек, мы с вами на одной дорожке сошлись. Нам надобно во что бы то ни стало разойтиться или иначе нам тесно будет и мы друг друга толчками заморим. Дело вот в чем: как и вы, я тоже к Надежде Матвеевне неравнодушен. Разница между нами только в том: вы «так себе» с ней, а я хочу вступить с ней в законный брак. Я даже на это получил согласие, только с другой стороны. Ваше счастье. Молодость и красота на вашей стороне. Зато на моей стороне право потребовать от вас удовлетворения… Молодой человек, я вас вызываю на поединок!.. Так как я не люблю откладывать дела в долгий ящик, то мы сейчас же с вами и приступим к расправе. Я человек запасливый, и оружие всегда при мне… Вот вам пистолет… у меня есть другой… Мы с вами стреляем в двух шагах…
С этими словами Яковлев протянул Верещагину крупный пистолет, который он вынул из кармана, но Верещагин стоял перед ним, как к смерти приговоренный, и не протягивал руки за оружием.
— Что же, берите! — проговорил сыщик и взвел курок пистолета…
Увидав направленное прямо в грудь дуло пистолета, Верещагин решительно перетрусил и осовел. На его месте, пожалуй, и другой человек, и более поживший на свете, едва ли бы выдержал перед такого рода выходкой опытного сыщика. Торчащее перед грудью дуло огнестрельного оружия — шутка вообще плохая. Яковлев очень часто пускал в ход эту шутку, постоянно, на всякий случай, имея при себе заряженный пистолет, и шутка эта всегда сходила ему с рук, нередко давая блестящие результаты в деле известных розысков.