— Жалую вас обоих анненскими кавалерами. Возьмите эти кресты и привинтите их к шпагам, на заднюю чашку, чтобы не узнала императрица.
Свечин привинтил свой крестик. Растопчин побоялся.
Императрица узнала об этом, улыбнулась и сказала:
— Ах, он горе-богатырь! И этого-то получше не выдумал! Скажите Растопчину, чтобы он носил свой орден и не боялся, а я не буду замечать.
Так произошел орден Анны 4-й степени.
После слов императрицы Растопчин смело привинтил свой орден не к задней, а к передней чашке шпаги и смело явился во дворец.
Цесаревич заметил это.
— Что ты делаешь! — сказал он Растопчину. — Я велел привинтить к задней чашке, а ты привинтил к передней! Императрица увидит.
— Милость вашего высочества так мне драгоценна, — ответил Растопчин, — что я не могу скрывать ее!
— Да ты себя погубишь!
— Готов погубить себя, но докажу этим преданность вашему высочеству.
Цесаревич чрезвычайно удивился этой преданности и твердости.
Вышло, что Свечин дрожал от страха за себя, Павел Петрович за себя и за обоих кавалеров, а Растопчин остался героем твердости и преданности.
Перед смертью императора Павла Растопчин впал у него в немилость и послан был на жительство в Москву, что, однако, нисколько не помешало карьере графа. Карьера его была упрочена.
Граф никогда не думал быть автором, — сказал один писатель, знавший лично Растопчина, в своих мемуарах. Однако ж, скажем мы, он сделался им и подвизался на этом поприще с успехом.
Первое, что писал он, было: «Плуг и соха», с эпиграфом: «Отцы наши не глупее нас были». В сочинении этом граф восставал против введения у нас на Руси иностранного земледелия. Книжка прошла незамеченной. Зато другое сочинение его имело успех громадный. Это — «Мысли вслух на Красном Крыльце ефремовского помещика Силы Андреевича Богатырева». Книжка читалась нарасхват и с восторгом. Растопчин весьма кстати затронул в ней русское патриотическое чувство, глумясь над французами и над русскими их подражателями, что, однако, нисколько не мешало графу говорить на французском языке, как на своем природном, и быть в некотором роде истинным галломаном. Сораведливость требует сказать, что «Мысли Богатырева» написаны замечательно талантливо и есть маленькое совершенство в своем роде. В сочинении столько забавного и в мыслях, и в выражениях, столько бойких поговорок, так хороша простая разговорная речь, что его и в настоящее время, через десятки лет, можно прочесть с удовольствием. В 1809 году, поощренный успехом «Мыслей», граф написал комедию «Вести, или Убитый живой». В комедии этой та же цель, что и в «Мыслях», но с другой стороны, а именно: граф старался истребить предубеждение к французам и пустые слухи и толки, которых много было в тогдашней Москве по поводу успехов французского императора. Первое действующее лицо тоже Сила Андреевич Богатырев, а все другие — верные копии с тогдашних известных сплетников и сплетниц. Растопчин не пощадил в своей комедии даже пользовавшегося тогда особенной славой писателя Н. И. Ильина, автора драм: «Лиза, или Торжество благодарности» и «Рекрутский набор», от которых, как и от «Бедной Лизы» Карамзина, наши бабушки и дедушки плакали навзрыд. Н. И. Ильин был изображен под именем Николая Ивановича Пустякова. Успех пьесы был необыкновенный, но все, узнавшие себя под выдуманными именами действующих лиц, страшно обиделись. На Растопчина посыпались упреки и жалобы, но для графа упреки эти и жалобы были нипочем; он не обращал на них внимания и жил в полное свое удовольствие то в селе Воронове, под Москвой, где у него был великолепнейший дом, то на даче в Сокольниках, то в доме своем на Лубянке и дожил таким образом до двенадцатого года, когда его вдруг заметили, сменили гнев на милость и назначили на такой важный пост, как пост главнокомандующего Москвы.
Граф вступил в должность главнокомандующего Москвы с некоторым апломбом; сейчас же сделал собственно для Москвы несколько дельных распоряжений относительно чистоты и порядка, на что предшественник его, Гудович, не обращал внимания, поставил на ноги полицейских драгун, особенно же позаботился зорко следить за иностранцами, проживающими в Москве, подозревая в некоторых из них агентов Наполеона.
Для этой цели он избрал Яковлева. Лично, наедине, обещая следующий чин и достойный орден, граф уполномочил сыщика действовать в этом отношении самостоятельно и смело.
Назначение графа Растопчина главнокомандующим Москвы явно было вызвано тревожным состоянием времени. В глазах людей, стоявших тогда во главе правительства, Растопчин был известен за человека, быстро умеющего применяться к обстоятельствам и действовать решительно. Замечательно, что граф вступил в должность в тот самый день, двадцать девятого мая, когда Наполеон отправился из Дрездена в Познань, а оттуда далее форсированным маршем в Польшу.