— И мандарины тоже есть, успокойся! И торт!
А он улыбается широко, беззаботно — так, как только дети умеют. И победно вскидывает вверх сжатые кулачки:
— Ур-р-ра! С Новым годом!
Валерий Казаков. ФРАНК
Тетя Поля из Самарканда приезжала к нам каждое лето. Она гуляла по саду в полосатом азиатском халате и говорила, что у них на юге такой погоды не бывает. Там летом жара немыслимая, песчаные бури и духота.
У тети Поли были большие темные глаза, темные волосы с проседью на висках, смуглая кожа и что-то с легкими. Она была похожа на породистую азербайджанку, хотя родилась недалеко от Красновятска и была дочерью купца второй гильдии так же, как мой отец.
Однажды она попросила, чтобы я проводил её до реки. Мне было лет семь или восемь, в это время дорога к реке была для меня самым желанным путешествием. Идти до реки нужно было через густые ивовые заросли, по узкой тропинке, где после дождя обычно стояли небольшие лужицы, а с боков грозно поднималась высоченная крапива вперемежку с ежевикой. Тетя Поля всегда говорила, что это место напоминает ей детство. Даже запах в зарослях ивы тут какой-то особенный, сладковато-медовый, как запах летнего полдня.
Помню однажды, когда мы дошли до реки и уселись на горячий песок, чтобы передохнуть, она вдруг заговорила о войне. Я знал, что она два года провела в плену у немцев, работала где-то на свиноферме, полола гряды, поливала томаты и морковь. Ей было лет десять или двенадцать. Когда война закончилась, тетю Полю из колхозной деревни отправили работать на военный завод в Киров. Поселили там в общежитии, выдали рабочую одежду.
— На заводе рядом с нами работали пленные немцы, — рассказывала тетя Поля. — Зимой они ходили на работу в деревянных колодках. Зимы тогда почему-то были суровые, а валенок пленным немцам не давали. Только солдатские сапоги. А в сапогах в нетопленом цехе долго не выдержишь. Вот они и придумали эту деревянную обувь мастерить. Видимо в ней им казалось теплее… Бывало, работаешь у станка, точишь какую-нибудь деталь, и вдруг этот странный гул по коридору. Как будто поленья падают. Да так громко. Тук, тук. Тук, тук. Это немцев на работу гонят. От станка оторвешься, посмотришь на них — и как будто жаль их немного. Все какие-то серые они, худые, одеты некрасиво. Хотя кормили их лучше нас. Это правда.
— Почему? — спросил я однажды.
— Не знаю, — ответила тетя Поля. — Может быть, думали о будущем. Тогда ведь предполагалось, что когда-нибудь мы станем друзьями. Мы и Германия. Мы и весь мир.
После этих слов тетя Поля замолчала и долго смотрела на воду, в которой отражались лениво плывущие по небу облака. Потом быстро взглянула на меня и продолжила:
— Там среди них… был один человек, который посматривал на меня чаще других.
— Немец? — удивился я.
— Немец, но мальчишка совсем. Худенький такой, высокий, нескладный. Наверное, ему было лет восемнадцать или чуть больше. Деревянные колодки на его ногах мне казались огромными. И стукали они как-то по-особенному громко.
Мне стало стыдно за тетю Полю. Она намеревалась рассказать мне историю, связанную с симпатией к юному врагу. Одна мысль об этом уже была мне неприятна. Неужели тетя Поля этого не понимает, думал я.
— Их всегда сопровождала охрана, — между тем продолжила тетя Поля. — Два солдата и офицер. Иногда они приходили с собакой… А в тот день собаки у них почему-то не было.
— В какой день? — переспросил я.
— В тот день, в марте, — кратко ответила она и смахнула со щеки слезу. — Да, в марте. С крыш уже капала вода. Дни стали длинные, солнечные. Но в нашем цехе было холодно. Холоднее, чем на улице.
— А почему вы плачете?
— Сама не знаю. Со мной всегда что-то происходит, когда вспоминаю это время.
Она опять замолчала, но сейчас уже не смотрела вдаль на блестящую от солнца воду, а чертила тонким пальцем по песку, опустив глаза.
— Тогда они пришли позднее обычного, — продолжила она рассказ. — Где-то задержались. Может быть, убирали снег на заводском дворе, или что-то грузили на машины… Я не знаю. Они всегда выполняли самую тяжелую, самую грязную работу.
В общем, стук колодок раздался поздно. Немцев ещё не было видно, а этот звук уже прилетел. Стало понятно, что пленных ведут…
Я в тот день точила какие-то громоздкие детали… и не заметила, когда полу моего халата намотало на вал подачи.
— А потом? — испуганно переспросил я.
— В какой-то момент я поняла, что до красной кнопки дотянуться не смогу. А Франк всё это видел.
— Тот немец?